– Из-за ребер ты умрешь. Когда-нибудь ты возможно погибнешь в бою, как и я, но причиной тому будет не глупость. Я говорю «нет».
Я знала, что при всех спорить не стоит, но глубоко в душе, где никто не видел и не слышал, я во всю глотку кричала протесты и возражения.
– Надолго?
– Пока я не разрешу.
– Когда вы с греками закончите свои посадки? – спросила я у Паммона.
– Примерно через неделю после нашего возвращения в Трою, может чуть больше.
Кто-то помог мне подняться на ноги. И в лодке я теперь была пассажиром, а не гребцом. Мне потребовалась помощь, чтобы взобраться на Высокого Бурого, и, когда мы отправились в путь, я чувствовала себя мешком, набитым камнями, которые бились друг о друга от малейшего движения.
Интересно, а камни способны чувствовать боль? Может, я как-то навредила скале Кибелы, из-за чего она меня и сбросила?
Ночью Пен нанесла мне на виски и под нос свое усыпляющее средство (кедровая смола, масло ромашки, розы, лаванды и ладана) и оставила рядом открытый флакон, чтобы запах висел в воздухе. Я быстро заснула, сон мой был глубоким и безмятежным, как и у всех остальных в отряде. Даже троянцы поутру казались немного осоловевшими.
Еще день мы скакали по нашим лугам следом за солнцем, мимо проносились редкие деревни. Погода становилась все теплее. Троянцы сбросили свои плащи, под которыми оказались легкие одежды, которые они называли туниками, с застежками на плечах и обнаженными руками.
Теперь моим спутником было не предвкушение, а боль. Острая в первый день, впоследствии она притупилась, но следовала за мной неотступно. Я пыталась сказать Пен, что все прошло, но та видела меня насквозь.
На третий день, ближе к закату, я заметила кролика. Обед! Не успев даже подумать, я стиснула бока Высокого Бурого коленями, переводя его в галоп, и потянулась к гориту за луком. Ай! Ой! Ай! Я резко осадила коня. Кролик исчез.
Ко мне подъехала Пен.
– Когда ты перестанешь бледнеть как полотно, я пойму, что ты здорова. – Она поводила ладонью у меня перед глазами.
По мере того как во мне стихала боль, вместо нее разгорался стыд. Царь Приам ожидал воительниц-амазонок – а одна из них окажется просто раненой девчонкой.
Два дня спустя, как самая зоркая, я первой разглядела холм, на котором располагалась Троя. Скоро стало видно что-то еще, но я никак не могла понять, что же это. Не лес. И уж точно на вершине не могла стоять еще одна гора.
– Пен? – Я указала вперед.
– Я ничего не вижу.
Неведомый объект рос, пока не стал виден всем.
Паммон закричал: «Троя!» и пришпорил своего коня.
Если в деревнях, на которые мы совершали набеги, и были стены, то лепили их из глины. Но стена, окружавшая Трою, наполовину была сложена из белоснежного камня, такого яркого на солнце, что, глядя на него, хотелось сощуриться. Интересно, откуда они взяли камень, ведь вокруг была только трава. Выше камня шел окрашенный глинобитный кирпич. Когда мы подъехали ближе, я прикинула, что если четыре амазонки встанут друг другу на плечи, то последняя, возможно, сможет заглянуть в Трою.
Резные створки деревянных ворот были открыты. Хотя проход был достаточно велик, чтобы четверо всадников могли проехать бок о бок, мы все равно спешились и оставили наших лошадей пастись снаружи. Я не сомневалась, что здесь им будет лучше. Мне бы точно было.
Мы стояли снаружи, сбившись в кучку. Паммон со спутником остались сидеть верхом.
Стена была толщиной футов в двадцать, так что на деле ворота являлись туннелем. Пен взяла меня за руку. Мы привыкли, что над головами у нас только небо, и не делали ни шага вперед. Я гадала, зачем нам вообще туда идти – сражения ведь проходят снаружи города.
Троянцы рассмеялись, но Пен не удостоила их вниманием.
Паммон обратился ко всем нам:
– Царь Приам с нетерпением ждет встречи с вами.
Я вот встречи с ним не ждала. Стыд из-за травмы сплетался со страхом перед туннелем.
Мы с Пен первыми пошли вперед, ведя за собой наш небольшой отряд. Пока мы шли, я считала шаги – около дюжины. Камни туннеля блестели, усыпанные капельками воды, в воздухе ощущался запах плесени. Я не замедлилась и держалась ровно, несмотря на боль в ребрах.
Думаю, троянцы могли просто спрятаться за своей стеной и ждать, пока греки не сдадутся.
Но тогда они не получат никакой добычи. Амазонки тоже не упустили бы шанс разжиться трофеями.
Когда мы вышли из тоннеля, я заморгала от яркого солнечного света, а сердце стало биться ровнее. Теперь мы шагали по тому, что, судя по всему, называлось дорогой – невероятно прямой, выложенной плоскими камнями.
Все это время Пен не выпускала моей руки.
Дорога оказалась широкой, что мне понравилось, но по обе стороны от нее возвышались стены, что мне не понравилось. Мне было плевать, что стены были искусно украшены цветными камнями, складывающимися в рисунки, – нечто настолько невероятное вполне было способно сойтись вместе и сдавить нас до смерти.
Нагретые солнцем камни начали припекать ноги даже сквозь подошвы ботинок.
Как кто-то мог здесь жить и не превращаться в горстку пепла?