Я покрутила в руке кубок венецианского стекла. Разбавленное водой вино накатывалось на его стенки, как волны крохотного красного моря. Меня злило, что он, планируя вместе с Чезаре кровопролитие, делает вид, будто его ничто не интересует, кроме моего счастья. И все же теперь, глядя на его полотняную мантию, на редкие волосы, зачесанные на макушку, покрытую старческими пятнами, на мясистые щеки, порозовевшие от вина и возможности расслабиться после долгого дня, я снова почувствовала себя ребенком, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не попасть под очарование его благодушия.
Но само мое молчание выдало меня.
– Ну? – резко сказал он. – Так и будешь сидеть, прикусив язык? – Он отхлебнул вина. – Если муж тебя прислал отговаривать меня от союза с Францией, то я не хочу слышать об этом ни слова. – Его любезность исчезла. – Не хочу слышать об ущемлении прав Чезаре, когда твой собственный муж считает возможным водить дружбу с этой змеей, кардиналом Сфорца. – (Мои пальцы крепче сжали кубок.) – Я собираюсь заточить этого кардинала в замок, чтобы знал свое место, – продолжал папочка. – Я могу сделать вид, что помирился с ним, но только потому, что, как сказал один знаменитый император, «тот, кто осторожен и ждет в засаде противника, которого нет, всегда выходит победителем»[78]
. И как мне ни больно об этом говорить, твой муж не проявил ни капли осторожности.Я широко, словно от удивления, открыла глаза, одновременно подавляя прилив ледяного сомнения. Неужели Альфонсо рассказал мне не все?
– У тебя изумленный вид. – Папочка вгляделся в меня. – Неужели у мужа есть от тебя тайны? Все мои люди сообщают: едва стало известно о возвращении Чезаре, как Альфонсо впал в панику, бегал как сумасшедший, слушал ядовитые – пусть кто-то и говорит «воодушевляющие» – слова, которые кардинал нашептывал ему в ухо. Теперь он и его сестра Санча, вероятно, пребывают в твердом убеждении, что единственная цель Чезаре – стереть их любимый Неаполь с лица земли.
– А разве нет?
Наступило молчание. Когда папочка попытался отвернуться, я сердито сказала:
– Значит, это правда! Вы собираетесь нанести удар по Неаполю в отместку за то, что король Федерико отказался выдать за Чезаре свою дочь.
– Я никогда этого не говорил. И у меня нет таких намерений, каковы бы ни были желания Чезаре. Милан – да. Сфорца должны заплатить. Лодовико Моро больше никогда не будет грозить мне мечом. А кровожадные волки Романьи! Мы должны сделать так, чтобы и они больше не поднимали голову, поскольку это будет означать для них темницу или плаху. Но не Неаполь. Уничтожение Неаполя бессмысленно.
Я отставила кубок в сторону, положила руки на живот:
– Поклянись мне, папочка. Жизнью этого ребенка поклянись мне, что ты не позволишь, чтобы пострадали Альфонсо или его королевство.
– Я не считаю, что Неаполь – его королевство. Он там не правит, – возразил папочка, – пока я сижу на престоле святого Петра. Ты сомневаешься в моих словах – словах папы римского?
Я сделала движение, словно собираясь опуститься на колени.
– И все равно поклянись мне, ради моего ребенка, что…
Меня прервал стук в дверь, и в комнате появился взволнованный мажордом:
– Ваше святейшество, прошу простить, но ее высочество принцесса Санча настаивает на аудиенции и…
Папочка в ярости вскочил на ноги. Слуга побледнел и попятился.
Из-за спины мажордома появилась Санча. Растрепанные волосы падали на ее лицо. Не взглянув в мою сторону, она сказала папочке:
– Она знает, чего ей будут стоить ваши и Чезаре планы?
Я с трудом поднялась на ноги, голова у меня была как в тумане.
Мой отец впился в нее свирепым взглядом:
– Ты прервала мою частную аудиенцию с дочерью. Удались немедленно, и мы поговорим позднее, в назначенное время…
– Позднее? – Санча расхохоталась безумным смехом. – Для Лукреции уже нет никакого «позднее». Его уже нет здесь. Из-за вас и того дьявола, которого вы называете сыном.
– Нет? – Комната вокруг меня стала уменьшаться. – Кого нет? – Но я уже знала, видела по ее лицу, и теперь, дрожа, повернулась к отцу. – Это невозможно…
– Ты хочешь сказать, – сквозь зубы проговорил отец, – что мой зять и твой брат Альфонсо оставил мой город, бросил собственную жену, когда она носит ребенка?
– А вы хотите сказать, что ничего не знали? Матерь Божья, насколько же вы лицемерны! Это именно то, чего вы и хотели. Все в Италии уже знают, что Чезаре идет из Асти с армией в сорок тысяч французов и наемников, я уже не говорю о пушках – их достаточно, чтобы сокрушить стены Иерусалима. Людовик Французский заявил, что, поскольку ни Рим, ни какой-либо другой город-государство не станут защищать Милан, ему не составит труда занять владения Лодовико Моро. И что же станет делать Чезаре со своей армией потом? – спросила она, выставив подбородок. – Куда он поведет ее после этого, если не на Неаполь?