Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

– Ты осмелилась явиться перед моим священным присутствием, прийти в мои покои, чтобы здесь нести это богохульство?! – проревел он. – Прочь с моих глаз! Убирайся! Беги следом за своим братцем. Беги в Неаполь, спрячься с ним под лестницей и молись Богу, чтобы твоего дядюшку не застали врасплох, как Лодовико Моро!

– Нет, папочка! – закричала я, увидев, как отпрянула Санча.

Но когда я двинулась к ней, он выставил руку, удерживая меня.

– Убирайся! – приказал он. – Ты больше никогда не будешь плести свои интриги в Риме. Убирайся! Немедленно!

– Нет, – ответила она, хотя в ее голосе и появилась дрожь.

– Ты уберешься, можешь не сомневаться. Уедешь в этот самый час. Иначе я прикажу вышвырнуть тебя на площадь в нижней рубахе, и ты пойдешь в свой Неаполь босиком.

Она бросила дерзкий взгляд на меня и повернулась к дверям, у которых стоял окаменевший от страха мажордом.

– Проследите, чтобы ее высочество имела надлежащее сопровождение! И ни при каких обстоятельствах Джоффре не должен уехать с ней. Если Неаполь не желает оставлять при мне своих родственников, то и я не собираюсь отправлять туда своих.

Санча вышла не обернувшись. Когда дверь за ней закрылась, папочка пробормотал:

– Я не знал. Альфонсо – негодяй и трус, если поверил в такую ложь про нас…

– Про вас, – прошептала я. – В ложь про меня он не верил.

Мимо него я направилась к двери, которая, казалось, была на другом конце света.

– Я этого не допущу! – раздался у меня за спиной крик папочки. – Ты не поедешь за ним. Я тебе запрещаю! Ты меня слышишь? Запрещаю!

Как и Санча только что, я не обернулась.

* * *

– Лукреция, твоя очередь. Ты будешь играть или нет?

Я неохотно отвернулась от сводчатого окна к столу, на котором лежала шахматная доска из слоновой кости с драгоценными камнями. Джоффре ссутулился на стуле и в ожидании оттягивал нижнюю губу. Моя рука замерла над белым ферзем. Я хотела было сделать ход, но брат воскликнул:

– Сюда нельзя! Посмотри на мою ладью – она заберет твоего ферзя, и ты проиграешь партию.

Он надул губы, выставляя свою редкую бородку, которую пытался отрастить явно для того, чтобы скрыть прыщи на подбородке. Почти в восемнадцать он выглядел нескладным подростком. Чезаре или Хуан в его возрасте были другими.

– Тебе все равно – ты ни на что не обращаешь внимания. Я думал, поездка в Сполето будет для нас развлечением, но ты только вздыхаешь и смотришь в это окно.

– Это несправедливо, – сказала я, уязвленная верностью его слов. – Папочка послал меня сюда надзирать за городом, потому что нас неминуемо ждет война. Это почетный пост, и я должна исполнять свои обязанности.

Я и в самом деле приняла предложение папочки, который назначил меня губернатором этого умбрийского города, и проводила последние дни лета внутри внушительной крепости, громоздившейся над скоплением домов и улочек. Из окон открывался вид на каштановые рощи и поля увядших маков. Я здесь властвовала волею моего отца, зачитывала его бреве[79] городской знати, разбирала жалобы, выслушивала петиции и попутно обеспечивала надежную позицию города в обороне Рима. Аудиенции я давала в большом дворе под портиком, меня услаждали речами, комплиментами и трапезами; я слышала почтение в приветствиях старейшин, видела благоговение в готовности прислуживать мне их пышнотелых жен. И ничто из этого не имело значения.

Джоффре закатил глаза и своей ладьей снял моего ферзя. Он не хуже меня знал, что нас отправили сюда в роли привилегированных пешек в борьбе между Неаполем и Римом. Когда Санча, изрыгая пламя, вернулась ко двору короля Федерико, эта борьба еще более обострилась.

Поначалу я отказывалась выслушивать объяснения папочки. Заперлась в палаццо Санта-Мария ин Портико и рвала его записки, отсылала прочь миротворцев-секретарей. Все двери были под наблюдением, я не могла даже выскользнуть, чтобы побывать у сына в доме моей матери, хотя и тосковала по нему, думала, что найду в нем утешение среди мучительных волнений.