Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

Еще не закончив говорить, я вдруг вспомнила, что его семья проживает в Неаполе. Меня неожиданно замутило. Он ездил туда навестить их и заодно попытаться убедить короля Федерико прийти к согласию с папой, что и позволило Альфонсо вернуться ко мне.

– Dio mio, пощади его душу! – Я перекрестилась. – Он был хороший человек и не заслужил такой судьбы.

Как я узнала, Сервиллона спешно похоронили в церкви в Борго, близ того места, где нашли. Никому не позволили ни позаботиться о теле, ни осмотреть раны. Как сообщил свидетель, убийца в маске налетел на Сервиллона так быстро, что у того не было ни малейшего шанса достать меч из ножен.

– Они предпочли убить его, как зверя, но не отпустить на свободу, – ответил Альфонсо тем вечером, когда я сказала ему, что мне известно об убийстве. – Его убили не потому, что в нем больше не было нужды. Просто он знал некоторые тайны, способные их разоблачить.

Я наклонила голову, чтобы расшнуровать одежду, потом улеглась между холодными простынями. В очаге потрескивали поленья. Медные жаровни посверкивали углями с ароматическими травами, на стенах висели гобелены из Фламандии, а на плиточном полу лежали турецкие ковры. И все же спальня напоминала мне гробницу, такую холодную, что я видела пар собственного дыхания.

Альфонсо задул свечи. Фитили зашипели, потом наступила тишина. Еще немного – и он, раздевшись донага, лег рядом со мной, но не обнял, как обычно. Просто лежал неподвижно, глядя на балдахин над нашими головами.

– Это устроил твой брат, – наконец сказал он. – Чезаре, перед тем как отправиться в Романью, приказал убить Сервиллона, потому что капитан обратился к его святейшеству с просьбой отпустить его в Неаполь. Сказал, что много лет тоскует по семье и не может больше жить в отрыве от нее. Но привезти их сюда он отказался. Его святейшество, вероятно, сказал об этом Чезаре, опасаясь, что Сервиллон в Неаполе может разговориться.

Я не хотела этого слышать. Не хотела знать, что Чезаре ответствен за еще одно жестокое убийство. И все же гибель Сервиллона настолько потрясла меня, что стали одолевать дурные предчувствия. Не отпускали воспоминания: Чезаре идет ко мне по саду Ватикана, а позади него Микелотто склоняется над телами Пантализеи и Перотто…

– С чего отцу или Чезаре опасаться Сервиллона? – спросила я. – От каких таких тайн мог он получить выгоды?

Я не стала продолжать, скорее почувствовав, чем увидев, как Альфонсо перевел на меня взгляд. По стенам прыгали тени умирающего пламени.

– Ты и вправду не знаешь? Сервиллон был доверенным лицом твоего отца, он в мельчайших подробностях знал дела его святейшества. Думаю, он даже знал, кто убил Хуана… но, – договорил муж, услышав мое резкое «ох», – Чезаре убрал его не поэтому. У Сервиллона не имелось никаких доказательств, иначе он был бы мертв уже давно. Его загубили амбиции Чезаре. Сервиллон знал, что последует, и не мог этого переварить. Если бы он вернулся в Неаполь, то предупредил бы моего дядю, который в свою очередь оповестил бы другие города-государства. Сейчас они, возможно, прячутся за стенами своих крепостей, но мы бы вывели их из ступора. Сервиллон знал об аппетитах твоего брата, которые распространяются далеко за пределы Романьи.

– Сколько еще?.. – прошептала я, хотя уже знала.

Наступила новая эпоха – эпоха Борджиа. И я буду ее бичом…

Я слышала голос Чезаре так, будто он лежал между нами, будто его губы касались моих щек.

Дрожь прошла по моему телу. Альфонсо обнял меня, прижал к себе. Он излучал тепло. Я легла на него щекой – его грудь обжигала, как печь. Он, казалось, не чувствовал того холода, который пробирал меня до мозга костей.

– Ему нужно все, – сказал Альфонсо. – Вся Италия. И он ее завоюет, если сумеет. Его святейшество не может обуздать сына. Это его появление, когда я сказал, что его там нет, было подготовлено. Он хотел, чтобы все гости его увидели. Он оставался всего три дня, запершись с его святейшеством, – вполне достаточно, чтобы получить все нужное, прежде чем вернуться к войскам. Теперь Сервиллон мертв, и Романья падет под мечом Чезаре. Эта амазонка, владетельница Форли и Имолы, потеряет свои земли и скорее рано, чем поздно, уступит или погибнет под руинами своих крепостей. Другие – Фаэнца, Камерино, Урбино – сдадутся на милость победителя. Так он и возьмет верх, используя против них их трусость… или их кровь, если они будут сопротивляться.

– А что ты скажешь про их разложение? – спросила я, вспомнив, как мой отец бранил знать Романьи и их кровожадные судилища. Перед моими глазами возникла сцена: мой бывший муж Джованни стоит во дворе в Пезаро, а отрубленные кисти его секретаря еще подергиваются у его ног. – Что ты скажешь про насилие, которое исходит от них? Разве не благая цель – судить их за их деяния?

– Чезаре сейчас может вершить правосудие и может даже верить в него, но на самом деле добивается одного – власти. Ты не слышала его девиза? Он звучит так: «Цезарь или ничего». Он ведет себя как император. А императорам нужны империи. И он начал строить свою.