– Я знаю: моя смерть не за горами. – Как и прежде, он прочел мои мысли. – Я слышал все предсказания о том, что не задержусь на этом свете. У меня не лихорадка, а скорее клеймо смерти. Пока я жив, я должен взять все, что могу. Мечом или договором, плахой или цепями, но я их подчиню. Они будут дрожать, услышав имя Чезаре Борджиа, брошенного ребенка, про которого никто не думал, что он станет чем-то бо́льшим, чем тень своего отца. Теперь никто не может меня остановить, нет меча сильнее моего. Я прорублюсь через любую преграду. Я сломаю и переделаю Италию так, как считаю нужным. Она станет моим наследством. – Он неожиданно подался ко мне, словно собираясь поцеловать, но остановился. В его горле родился смех. – Это ты иголкой Санчи колешь меня?
Я нажала на рукоять:
– Ты говоришь, что нет меча сильнее твоего. А я?
Он посмотрел мне в глаза. Самоуверенность в них поблекла. На миг я обессилела, увидела перед собой образ любимого брата, спутника моей жизни, чья судьба настолько переплелась с моей, что само мое существование казалось неполным без него.
– Ты его не вернешь, – сказал он. – Что бы ты ни делала – не вернешь. – Он поднял голову, показывая длинную шею. – Во искупление я предлагаю тебе мою жизнь – мою кровь за его. Я как-то сказал тебе, что ради твоей безопасности готов умереть тысячу раз. Чтобы отомстить за него, тебе нужна только одна смерть. Ты заслужила это право. Мы должны сделать это, чтобы доказать нашу силу. Так давай. Докажи миру, что ты настоящая Борджиа.
Желание переполняло меня – горячее и яростное, безудержное, как выпущенный на арену бык, нападающий с опущенными рогами, изогнутыми и острыми. Острыми как кинжалы. Как мне хотелось вонзить в него клинок, почувствовать жар его крови на своих пальцах! Увидеть его удивление, потрясение, туман в его глазах, веки, смыкающиеся навсегда.
– Сделай это, Лючия, – прошептал он.
И тут я услышала то, что давно хотела услышать, не зная этого: его отчаянную мольбу избавить его от того, чем он стал. Только через меня может он когда-либо найти искупление. Забрав у меня любимого мужа, он приковал себя ко мне цепью, которую только я и могла разрубить.
Я отшвырнула кинжал:
– Я не такая, как вы. И больше никогда не буду такой.
Все его тело обмякло, словно превратилось в мешок костей. Он стоял неподвижно, а я отпрянула от него. Расстояние между нами стало непреодолимым, и в глазах его заблестели слезы. Я оставила его одного – бич, который может посеять разорение, но уже не властен над моим сердцем.
Когда я проснулась на следующее утро, моего брата не было в доме.
Я не знаю, что меня ждет в будущем. Я запечатываю письмо для его святейшества, но неуверенность переполняет меня. Как я стану жить вдали от своего города, в краю, где грехи моего прошлого можно скрыть, но забыть – никогда?
Глядя через окно вдаль, я слышу, как у меня за спиной мой сын играет погремушкой на ковре, и представляю себе это герцогство, где я явлюсь в новом обличье – герцогини Феррары, второй жены незнакомца, который когда-то подарил мне сокола и чьи черты я едва ли помню. Это мой выбор, если его так можно назвать. Уж лучше я приму это, чем буду ждать, что решит за меня мой отец. Феррара далеко от Рима, хотя никакое расстояние от Вечного города не кажется мне достаточно большим. Но, по крайней мере, там я смогу начать жизнь заново в качестве высокочтимой благородной жены, даже если мне никогда и не удастся расстаться с моими воспоминаниями.
Что я найду там – любовь или отчаяние? Что даст мне мой новый муж – рай или чистилище? Обрету ли я искупление?
Я не знаю ответа. Только смело идя навстречу неизвестности, я могу надеяться обрести покой и простить себя. Мой отец когда-то сказал, что бесчестье – всего лишь прихоть судьбы, но я знаю: это не так. Бесчестье – это яд в нашей крови.
Но против каждого яда есть противоядие.
Я больше не Борджиа.
Послесловие
В 1502 году, через два года после убийства ее второго мужа, Лукреция вышла замуж за Альфонсо д’Эсте, герцога Феррары. Герцог не поехал в Рим за невестой. Его братья сопроводили ее в новый дом в Ферраре со всей пышностью, которую мог обеспечить папа Александр VI, хотя Чезаре в это время и тратил кучу денег, сея ужас в сопротивляющейся Романье.