Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

Крик повторился. Я встала и направилась к окну, выходящему на внутренний дворик, но тут вбежала Пантализея, а следом за ней Мурилла и Никола. Бросив на них взгляд, я остановилась как вкопанная:

– Что? Что это за жуткие вопли?

Мой не вполне проснувшийся мозг подсказал мне одну мысль: французы. Они уже здесь. Прошли по Италии и перебрались через Апеннинский хребет, отделявший нас от Рима.

– Цакапо, – сказала Пантализея. – Синьор Джованни обыскал его кабинет. Господи, спаси нас и помилуй, моя госпожа, он знает все!

От ужаса кровь застыла у меня в жилах. Я повернулась к окну.

– Нет, моя госпожа, пожалуйста, не смотрите! – воскликнула Пантализея.

Но я откинула занавеси и уставилась через роговое стекло[47] на сцену внизу.

Вместе с сумерками с моря натянуло туман. В свете факелов на стенах cortile я увидела стражников, которые держали небольшого худого человека. Пленник сопротивлялся, а они сорвали с него блузу, обнажив его по пояс, и поставили на колени.

Перед ним стоял деревянный чурбан.

Он издал еще один отчаянный вопль. От рядов стражи отделилась фигура Джованни. Человек возле него держал боевой топор.

Ужас и недоумение закипели во мне. Тяжело дыша, я как безумная дергала защелку, пытаясь открыть ее. Пальцы срывались. Мне едва удалось сдвинуть ее, и в это время мой муж подал знак. Стражники, державшие Цакапо, положили его руки на чурбан. Крик зрел у меня в горле, отчаянная мольба остановить происходящее, и тут Цакапо вскрикнул, а стражник взмахнул топором и отсек секретарю кисти рук.

Кровь хлынула такими ручьями, что я отшатнулась. Последний вопль ужаса и боли продолжал звучать в моих ушах. Мне пришлось ухватиться за боковину окна, чтобы не упасть: стражники, державшие Цакапо, отпрыгнули, и он рухнул на брусчатку. Его отсеченные руки все еще подергивались. Вокруг него собралась красная лужа, густая и темная.

Я стояла, окаменев от ужаса, и вдруг Джованни поднял взгляд на меня.

Я отскочила назад, у меня подгибались ноги. Я повернулась к своим женщинам. Пантализея плакала, Мурилла сжимала в кулаках свои юбки, а лицо Николы посерело.

Я сказала себе, что не упаду в обморок. Не упаду. Не упаду…

Молчание тянулось целую вечность. Потом я услышала собственный голос:

– Цакапо сказал им про меня?

Пантализея кивнула:

– Синьоры Джулия и Адриана собирают вещи. Господин разрешил им уехать в Каподимонте и…

Я не стала ждать продолжения. Не обращая внимания на ее призыв остановиться, я бросилась в коридор. Когда я вбежала в комнату Джулии, сердце мое колотилось как бешеное.

В передней был кавардак: женщины укладывали вещи в два больших дорожных сундука. У очага, словно часовой, стоял незнакомый францисканский монах в плаще. Лицо его окаменело, когда он увидел меня на пороге. Личная горничная Джулии, складывавшая одежду, подняла голову. Она уронила вещи и подошла ко мне:

– Донна Лукреция, прошу вас, сейчас не время. Моя госпожа в ярости и…

Я оттолкнула ее. Не обращая внимания на монаха, не сводившего с меня глаз, я двинулась к ее спальне. И в этот момент я увидела Джулию – она бросала притирания и драгоценности в шкатулку на кровати.

– Как она могла так поступить со мной? – услышала я ее голос. – Мой брат умер, а я так и не увидела его. Мы бы так и не узнали, если бы брат Тадео не привез это известие. И все из-за нее.

– Может быть, секретарь солгал, – дрожащим голосом сказала Адриана. – Может быть, он хотел прикрыть свое предательство, свалив вину на Лукрецию.

– Dio mio, как вы можете все еще защищать ее?! Вы слышали, что сказал брат Тадео. Он приехал сюда, потому что мы не прибыли, как ожидалось, в Каподимонте. Ваш собственный сын Орсино и мой брат Алессандро прислали письмо о болезни Анджело. Секретарь получил письмо, но не передал его по назначению, потому что отдал ей. Он говорил правду под пыткой. Он сказал, что передал ей письмо, так как она платила ему, дабы он шпионил за нами.

– Но Лукреция еще ребенок. Она не смогла бы…

– Ребенок?! – Джулия рассмеялась резким смехом. – Разве кто-то из Борджиа когда-нибудь был ребенком? Эти дьяволы выпрыгивали из чрева Ваноццы с когтями и рогами!

Я переступила порог спальни, и Адриана охнула. Джулия посмотрела на меня; ее волосы торчали вокруг перекошенного от злобы лица.

– Если мы дьяволы, то ты прислужница дьявола. – Мой голос звучал тихо, уверенно, хотя внутри у меня все дрожало: я понимала, что разоблачена. – Вряд ли ты можешь изображать невинную овечку после того, что сделала.

Джулия швырнула склянку, что держала в руке, о стену. Та разбилась, в воздухе разлился запах духов.

– Я доверяла тебе. Доверяла и заботилась о тебе. Любила тебя как сестру – и вот как ты мне отплатила.

Она двинулась на меня, занеся для удара руку.

– Не трогай ее! – в ужасе вскрикнула Адриана.

Я подняла подбородок, подставляя лицо под удар. Она остановилась в дюймах от меня.

– Осторожнее, – сказала я ей. – А то ведь я могу и еще кое-что. Могу рассказать папочке все, что знаю, – о тебе, Хуане и моем муже.