Я заранее отправила своих дам в первую anticamera со строгим приказом оставаться там, пока не позову. Не хотелось, чтобы они слышали, что будет происходить между нами. Оставшись наедине с мужем – в первый раз после нашего приезда в Пезаро и полтора года спустя после нашей свадьбы, – я спрашивала себя, что именно он приготовил для меня. От страха сердцебиение у меня участилось, а я не могла оторвать взгляд от его сумки. Не принес ли он какие-то пыточные инструменты?
– Вы хорошо выглядите.
Он двинулся к стульям у огня, сел перед инкрустированным столиком, куда Пантализея поставила кубки и кувшин со светлым фраскастийским вином. Неразбавленным. Если я должна покориться, то мне нужно как можно сильнее притупить чувства.
Я налила вина, стараясь больше не смотреть на сумку у его ног.
«У мужчин бывают странные аппетиты…»
Он принял кубок с непонятной полуулыбкой.
– А вы? Я хотел спросить, как поживаете? Извините, что слишком долго отсутствовал. Ничего не мог поделать. – Он помолчал, чтобы его следующие слова прозвучали еще более веско. – Мне пришлось побывать в Милане – приветствовал там французского короля.
Милан. Значит, все это время он жил не на вилле. Его даже близ Пезаро не было.
Я прикусила губу, взяла другой кубок. Я играла чужую роль. Где-то я слышала – или читала? – что жены не должны задавать вопросов мужьям. Мне надлежало слушать и подчиняться.
– Я поехал из-за моей condotta, – сказал он, словно услышав мой безмолвный вопрос. – И потому, что меня пригласил Лодовико Моро. Король Карл привел тридцать тысяч воинов.
Я резко вдохнула.
– Да, – добавил он. – Именно столько. Плюс другие службы, необходимые для хорошо оснащенной армии. Сотни лошадей, артиллерия и…
– Они правду говорят о своих пушках? – не сдержалась я.
– Откуда вам это известно? – резко спросил он. Я не ответила, поняв, что снова выдала себя, а он добавил: – Мне следовало знать. Они вам передали это до истории с Цакапо. Да, это верно. Его пушки не похожи ни на одну из тех, что мы видели прежде. Его величество король Карл устроил демонстрацию перед стенами Пизы. Весьма впечатляющее зрелище. – (Я чувствовала на себе его взгляд.) – Настолько впечатляющее, что если ему придет в голову завоевать всю Италию, то думаю, не найдется ни одного города-государства, способного ему противостоять.
Мне стало плохо. Судя по его голосу, он восхищался увиденным, словно радовался иностранному вторжению.
– Но Карл Французский благочестив, – продолжил Джованни. – Он уважает Святой престол и желает одного – закрепить свои претензии на Милан, чтобы отправиться оттуда в новый Крестовый поход против турок. Он сказал мне, что бо́льшая угроза исходит от неверных, а не от папы. Но если его святейшество откажется предоставить ему безопасный проход по Папскому государству…
– Безопасный проход? – выкрикнула я в ужасе от его беззаботного вида. – Вы думаете, мой отец, правитель Рима и верховный понтифик, позволит этому королю с его ордами безопасно пройти по Романье и разграбить ее? Уничтожить те самые пшеничные поля, которые дают нам хлеб, мародерствовать и грабить по своему усмотрению, оставить на своем пути в Неаполь выжженную землю, чтобы сорвать корону с головы помазанника, правящего королевством?
Джованни отхлебнул из кубка.
– То, что я думаю, не имеет никакого значения. Если его святейшество не сделает этого, то у короля Карла не останется иного способа, как только обратить свои разрушительные орудия против Рима.
В это мгновение я ненавидела его больше, чем когда-либо прежде. Он радовался происходящему, наслаждался нашим грядущим разорением.
– Полагаю, мысли на этот счет вашего родственника Лодовико Моро тоже не имеют значения, – сказала я. – Никого из вашей семьи нельзя винить, даже если французский король и доставил сюда свои разрушительные орудия только потому, что его пригласили Сфорца.
Он поднял на меня глаза. Я не могла сказать, что́ вижу в них – презрение или удовольствие.
– Мы их пригласили, потому что его святейшество, ваш отец, вел себя с абсолютным неуважением к святости его трона. Он захватил Святой престол подкупом и превратил его в свою личную кормушку. И если мы его не остановим, он опустошит ее всю.
– Ваш родственник кардинал Сфорца не жаловался, – возразила я, приведенная в бешенство его наглым презрением к моему отцу. – И вы, синьор, тоже не возражали, когда вам предложили мою руку.
Его лицо потемнело.
– Я бы на вашем месте поостерегся. Его святейшество больше не имеет надо мной власти. Он не имеет власти ни над кем. Во Флоренции Медичи потерпели поражение. Савонарола открыл город для французов, а знать Романьи, чьи пшеничные поля так вас волнуют, приветствует их, предоставляя к их услугам замки и еду. Что же касается помазанного короля Неаполя… Пусть король Альфонсо защищает свое королевство. У Борджиа не осталось союзников, ваша семья обречена.
Мне пришлось приложить всю силу воли, чтобы не плюнуть ему в лицо.
– Но может быть, его святейшество считает, что все еще может победить. – Джованни рассмеялся резким, холодным смехом.