– Аннулирование брака на основании импотенции – это настоящий спектакль. А я слышал, ты сказала, что вы несовместимы. Почему ты так уверена в нем?
– Потому что я знаю: у него есть гордость. Пригрози опозорить его, и он подчинится.
К моему облегчению, папочка согласно крякнул. Мои страхи относительно Санчи оказались необоснованны – она сохранила мою тайну. Если бы отец знал все, он не был бы таким покладистым.
У него на лице появилось отстраненное выражение – мысли уже были направлены на другое.
– Я тебя приглашу по возвращении, – сказал он, когда я потянулась поцеловать его в щеку. – Меня не будет всего неделю. Чезаре уже уехал подготовить все к моему приезду. Хуан хочет сопровождать меня, хотя он еще не полностью выздоровел. Если тебе что-нибудь понадобится, мой секретариат может отправить курьера с письмом. Если ты, конечно, не захочешь поехать со мной.
– Нет, папочка. – Я выдавила улыбку. – У меня много дел теперь, когда закончились дожди. Столько воды – она уничтожила мой сад, а в восточном крыле палаццо появилась протечка.
Я оставила его в кресле разглядывать огонь в очаге. Когда я вышла, Перотто поднялся со своего места у буфета, чтобы приготовить вечерние омовения для отца. Он снова улыбнулся мне. Я кивнула в ответ. У меня не было никаких дурных предчувствий, никакого ощущения надвигающегося несчастья.
Ничто не предвещало скорого крушения всего того, во что я верила.
Коридоры были пусты, если не считать вездесущей папской гвардии, стоящей на страже у дверей, и всевозможной прислуги, спешащей по своим делам. Выйдя из частных апартаментов папочки, я прошла через гулкий Sala Reale в Сикстинскую капеллу, откуда проход вел в мое палаццо. Я явилась в Апостольский дворец одна, потому что не знала, как долго пробуду у папочки, и не хотела, чтобы Пантализея или другие дамы болтались вечером по Ватикану. Теперь я пожалела об этом. Мои юбки шуршали по холодному мраморному полу, словно невидимый рот зевал где-то рядом со мной в этом громадном зале. Сводчатый потолок и мощные колонны были погружены в темноту. Вездесущий запах благовоний и плесени щекотал мои ноздри. Когда я остановилась и чихнула, отзвук настолько мощно разнесся по древнему залу, что я испугалась. Словно камень сверху свалился.
Когда эхо смолкло и мне удалось взять себя в руки, я увидела какое-то движение под аркой, ведущей в Сикстинскую капеллу. Я замерла. Крупная фигура направилась ко мне, плащ на ней колыхался на ходу. Поначалу я не почувствовала страха, решив, что это стражник или кто-нибудь из слуг, но, приблизившись, встречный показался мне огромным, будто изваяние с колонны. Я попятилась. Его лицо скрывал капюшон. Я уже готова была закричать, когда он поднял руку в перчатке и откинул капюшон на спину. Я уставилась на большой красноватый шрам на его правой щеке, искривляющий уголок рта и уродующий прежде красивое лицо. Мой брат был не просто ранен – обезображен.
– Хуан, ты что здесь делаешь? – спросила я, пытаясь скрыть дрожь.
– А ты? – Язвительная улыбка на его рассеченном шрамом лице превратилась в гримасу. – Вижу, напугал тебя. Ты побледнела.
– Ты застал меня врасплох, только и всего. Я была у папочки. Подумала, что это…
– Что подумала? – Он наклонил голову. – Что я наемный убийца и пришел за твоей жизнью?
– Не будь дураком, – ответила я, и улыбка исчезла с его лица, в глазах загорелись злобные огоньки. Я поняла, что совершила ошибку: после его недавнего фиаско не следовало насмешничать. – Я всего лишь хотела сказать, я не знала, что ты уже встаешь с постели. Папа говорил, что ты еще не выздоровел.
– Я и не выздоровел. – Он показал на свое лицо. – А ты все время держалась от меня подальше и еще не имела возможности лицезреть мой новый облик.
– Это несправедливо… – начала я, но тут же замолчала: он был прав.
Обстоятельства мешали нам увидеться, а сама я даже не пыталась посетить Хуана. И все же раскаяние за то, что я не справлялась о его состоянии, заставило меня сказать:
– Как можно меня винить, если ты, едва приехав из Испании, тут же отправился воевать?
– Наверное, нельзя.
В голосе его прозвучала непривычная уязвимость. Это и его новый облик заставили меня спросить:
– Тебе больно?
– Было больно. Поначалу я думал, что сойду с ума от боли, но теперь уже легче. Сказали, что шрам останется, хотя Торелла утверждает, что отметина уменьшится, если каждый вечер делать припарки по его рецепту. Может быть, отращу бороду, как старый еврей.
– Торелла – опытный доктор. К его советам нужно прислушиваться.
– Да разве припарки могут исправить положение? – рассмеялся Хуан. – Ты посмотри на меня: я конченый человек.
Я не знала, что ответить. Не понимала, что он имеет в виду: свой вид или свою репутацию. В любом случае он был прав. Неловко кивнув, я сказала:
– Поздно. Мои дамы заждались меня. Может быть, встретимся, когда ты вернешься с папочкой из Остии?
Хуан кивнул и шагнул в сторону. Я двинулась было мимо него, но тут ощутила, как он осторожно коснулся моей руки.
– Лукреция…