Принцесса Володимирская

Немало действовала на воображение и обстановка. Среди блестящей толпы гостей богатого дома играла замечательная красавица, владетельница Азовская, следовательно, чуть не принцесса и, вдобавок, обладательница миллионов вместе с удивительным дарованием!..

XVIII

В этот вечер Алина точно так же ранее других приехала к княгине, а вслед за нею, в отдельной карете, привезли ее арфу.

Когда дом княгини начал наполняться гостями, когда уже было человек пятьдесят, являвшихся всегда ранее прочих, мажордом княгини, докладывавший громко имена прибывающих, появился среди больших дверей, ведущих в гостиную, где сидела хозяйка, и возгласил официально важно:

– Монсеньер, епископ Родосский!

Княгиня обернулась в сторону Алины и дала знак, что она представит епископу ее одну из первых. Затем княгиня поднялась и вышла навстречу духовному лицу.

Алина собралась подняться с места, чтобы тоже сделать несколько шагов к дверям, но в эту минуту важной и тихой походкой переступил порог епископ.

Алина тотчас побледнела как полотно, и осталась в своем кресле. Епископ, сделав несколько шагов, тоже остановился… Княгиня Сангушко произнесла несколько слов:

– Позвольте представить вам владетельницу Азовскую.

Затем княгиня обернулась с жестом к Алине, как бы предлагая ей встать; но в ту же минуту сама остановилась изумленная и почти пораженная тем, что представилось ее глазам.

Алина сидела на своем месте совершенно бледная, недвижимая, со сверкающим взором… Епископ точно так же переменился в лице, стоял не двигаясь, упорно глядел в лицо красавицы, названной ему хозяйкой.

Но смущение епископа продолжалось несколько мгновений; он приветливо приблизился к Алине.

Красавица почти бессознательно поднялась со своего места.

Княгине Сангушко показалось, что было мгновение, когда епископ хотел было протянуть руку Алине, но та нервным движением скрыла свою в складках платья, и епископ удержался, ограничившись поклоном. Алина низко присела, не подымая глаз на епископа, и тотчас же вышла в другую гостиную.

Епископ Родосский, поместившись на почетном месте, стал беседовать с ближайшими из гостей; но многие заметили в нем какое-то странное волнение.

Исчезновение владетельницы Азовской тоже не прошло незаметным. Княгиня немедленно последовала за гостьей, догнала ее уже в третьей горнице и спросила заботливо:

– Что с вами?

– Ничего, княгиня, – прошептала Алина, не вполне овладев собою. – Мне сделалось немного дурно, я поеду домой.

– Ни за что, ни за что, я вас не пущу! Вы мне расстроите весь вечер. Сегодня будет до пятисот человек, из которых половина приедет ради того, чтобы слышать вас. Отдохните у меня в спальне. Если вам будет хуже, я вас удерживать не стану, а может быть, этот припадок и пройдет.

Алина не отвечала ничего; она сама не знала, как поступить. Машинально последовала она за княгиней и скоро осталась в ее спальне одна-одинехонька.

– Что мне делать? – невольно прошептала она вслух. – Что он сделает? Он может погубить меня… Но ведь и я могу погубить его. Я сто раз подымалась и падала… Чем выше подымала меня людская волна, тем ниже падала я, казалось, тонула, и капризная судьба снова стремительно выкидывала меня на свой верх, еще выше прежнего. Я ли в его руках или он в моих? Убийца, простой капеллан – епископ! Отец Игнатий – чуть не кардинал!! Боже мой! Да что же это такое?!

Более часа просидела Алина одна, взволнованная, тревожная; поминутно она теряла силы, готова была потерять сознание. Несколько раз подымалась она, чтобы немедленно уехать из этого дома, даже, пожалуй, бежать из Парижа. И несколько раз ее разум снова говорил ей, что ее положение лучше, безопаснее положения епископа Родосского, в котором она узнала ненавистного ей отца Игнатия, убийцу ее отца.

«Что он может сказать, что может он бросить ей в лицо среди этого блестящего общества? – думалось ей. – Что она незаконная дочь графа Велькомирского и неименитой княжны литовской, а быть может, и русской?

Разве это позор или преступление? Разве она виновата в этом? Быть может, это общество отнесется к ней еще более приветливо. Для польского кружка лучше быть незаконной дочерью их соотечественника, члена их родовитой аристократии, нежели какой-то вымышленной владетельницей Азовской.

А что она бросит в лицо этого епископа? Что он убийца и вор! Что его громадные средства – ее средства. Доказать это она не может; но в правде есть страшная сила: она не докажет, а, быть может, весь этот кружок ей поверит».

И кончилось тем, что Алина, взволнованная и еще более бледная, вошла снова в гостиные, которые были уже теперь переполнены народом.

В числе гостей был и знаменитый французский министр герцог Шуазель, на которого теперь возлагали все свои надежды польские эмигранты. Благодаря его усилиям Франция становилась на сторону Польши. Шуазель хлопотал устроить новый союз Франции, Англии и Турции против Екатерины.

В ту минуту, когда Алина проходила через ряды переполненных гостями комнат, блестящие ряды уступали ей дорогу, почтительно останавливая ее на пути одним вопросом: будет ли она играть?