Признаться в этом – значило выдать свою связь с нею. Каким же образом тогда он, порядочный человек из хорошей семьи, ввел в круг своих соотечественников свою любовницу и содержанку без роду и племени?!
Однажды, делая выговор Осинскому, как посланник и как родственник, Огинский попросил графа скорее уплатить долги и не делать новых.
– Ты кругом должен, мой милый Богдан, – сказал он. – Это уже становится неблаговидно. Я готов дать честное слово, что ты даже решился и у женщин занимать. Я уверен, что ты, пользуясь милостивым вниманием к себе и дружбой нашей прелестной Dame d’Azow, даже и ей задолжал.
– Что?! – с изумлением воскликнул граф.
– Я говорю, что ты, наверное, решился, нуждаясь в деньгах, попросить взаймы и у нее. Тем более что она богата и швыряет страшные суммы. Скажи мне правду – ты ей не должен?..
– Нет! Ни гроша! – сухо вымолвил граф.
– В таком случае, – заметил Огинский строго, – наша очаровательница способна на ложь. А я этого не думал! Ты, верно, забыл…
– Разве она говорила вам?..
– Да. На мой вопрос вчера, должен ли ты ей, она не сразу, но созналась, что дала тебе взаймы тысячу червонцев.
– Это ложь!
– Я ей их заплатил, однако! – уже вспылив, выговорил Огинский. – За тебя! Ради стыда!
Молодой человек только покраснел и едва не лишился чувств от волнения. Оправдать себя – значило обвинить и доказать, что Алина способна на простое мошенничество.
Граф ничего не ответил Огинскому, вышел как виноватый, но, вернувшись домой, в тот же вечер, при свидании, осыпал Алину страшными упреками, обвиняя в обманном вымогательстве денег у посланника.
Алина созналась во всем, расплакалась, и просила прощения, и клялась никогда снова не делать ничего подобного… Мир был заключен, но ненадолго.
Не прошло недели после ссоры и мира, как у Алины появились деньги, и довольно крупная сумма, судя по тому, как она живо начала тратить.
– Откуда они? – день и ночь волновался граф Быть может, опять его имя замешано в получении этих денег?
Но скоро правда сказалась, и между графом и красавицей произошел полный разрыв.
Они уже не видались и только, встречаясь в гостиных круга знакомых, ради приличия здоровались и разговаривали.
Около «владетельницы Азовской» появился и постоянно сопровождал ее повсюду молодой человек, посланник одного германского герцога, красивый и блестящий – граф Рошфор де Валькур.
XVI
Пока владетельница Азовская веселилась в Париже, не заботясь о завтрашнем дне, на ее безоблачное существование надвигалась страшная гроза.
Нельзя было и требовать, чтобы подобное безумное существование, и в особенности все проделки Алимэ-Шах-Намэт в Лондоне, остались без последствий.
В те дни, когда волшебница и ведунья была наиболее занята принцем и его очарованием, два раза был у нее в таинственном кабинете вещаний один пожилой германец с просьбой погадать и о его судьбе.
Алимэ разгадала, конечно, его будущность и наговорила ему много… но не разгадала главного – кто он и зачем явился?!
Германец был один из друзей семейства покинутой Фредерики Дитрих, приехавший по делам в Лондон. Первый раз он отправился к знаменитой Алимэ-Шах-Намэт из любопытства, но, пораженный ее сходством с Алиной Шель, пришел второй раз.
Он видел Алину когда-то два раза мельком в Дрездене, но тем не менее узнал ее.
Вернувшись на родину через месяц, он, конечно, тотчас сообщил Фредерике и Генриху Шелю, где исчезнувшая Алина.
Фредерика, тяжело больная от всего перенесенного горя – потери мужа и матери, не могла ничего предпринять. Впрочем, открытие местопребывания ненавистной ей женщины могло и не быть еще поводом к разысканию ее мужа.
Генрих Шель, напрасно более года проискавший свою жену по всей Германии и живший теперь с сестрой после похорон матери, был, конечно, поражен известием о жене. Всего ожидал он; но, конечно, никогда не думал, что Алина сделается фокусницей или акробаткой. Шель даже не поверил приезжему из Лондона вестнику. Он был убежден, что какая-то персианка или турчанка – фокусница, колдунья – просто удивительно похожа на его неблагодарную Алину. Доказательств у саксонца, видевшего эту женщину-фокусницу, не было никаких. Он только честью клялся, что не ошибся и отвечает всем своим состоянием за то, что именующая себя Алимэ-Шах-Намэт – госпожа Алина Шель, с которой он хотя только однажды во время замужества Фредерики виделся и разговаривал в Дрездене.
Генрих собрался и через три недели был уже в Лондоне… Но Алимэ-Шах-Намэт жила лишь в памяти лондонцев.
Много потерял времени Шель на то, чтобы узнать, где жила колдунья, при какой обстановке, кем окруженная и, наконец, куда скрылась.