Принцесса Володимирская

– А в Европе вы, да и я с вами кончим в тюрьме. Мы слишком стали уже знамениты.

– Не в Европе мы будем… В Турции и в России.

Шенк встал и выговорил:

– Я даю совет. Делайте что знаете и что хотите. Об этом мы столько раз говорили, что не стоит опять повторять то же в сотый раз…

Шенк хотел выйти, но будто вспомнил нечто и остановился.

– Во всяком случае, пишите тотчас Игнатию, чтоб он прислал деньги. Это главное! А остальное вздор! Видно будет, что предпринять нам, когда у нас будет сто тысяч в кармане.

– Пятьдесят!

– Просите полтораста, чтобы двинуться в Рим. Он пришлет сто. Затем на всякий случай скорее напишите герцогу, опровергая все клеветы.

– Я уже написала. Но он не поверит.

– Поверить мудрено… Но он влюблен в вас до безумия и сделает вид, что поверил. А вам это все равно. Жениться он теперь, конечно, на вас уже не захочет, но и это вам все равно… В особенности если у вас будет свое состояние.

Наутро тот же курьер, привезший письмо Игнатия, был отправлен обратно в Рим.

Алина соглашалась на все условия Игнатия и просила немедленно прислать полтораста тысяч.

Прошел еще один томительный месяц. От герцога явилось уже два послания – длинных, страстных. Он просил прощения у возлюбленной и обвинял принца Адольфа в умышленной лжи и клевете.

Герцог обещал Алине, что, как только ему удастся выкупить право на графство Оберштейн, он подарит его ей и затем предложит руку и сердце владетельной графине Оберштейнской.

– Поверил всему, – объяснил Шенк. – Но влюблен настолько, что расстаться не может и желает жениться не на авантюристке, а на имперской графине. Глупая игра в слова и понятия!

Через дня два Шенк явился к Алине и предупредил, что хочет говорить с нею о серьезном деле… И в последний раз.

– Берите деньги Игнатия, покупайте у герцога Оберштейн для себя и в качестве владетельной графини откажите его руке и его сердцу. Он сделается вашим монархом наполовину, но останется в дураках и будет смирен и покорен. А вы в качестве графини Оберштейн кончайте мирно ваше существование, да и мне дайте мирно умереть около вас… так лет через сорок, пятьдесят… Если понравится, выходите замуж за какого-нибудь другого монарха, покрасивей и поумней герцога Филиппа… Неужели эта будущность не лучше путешествия в Турцию и погибели?..

Алина даже не отвечала Шенку, а только вздохнула и отвернулась, как от настоятельных просьб избалованного ребенка, который сам не знает что просит.

Но прошло еще много времени, а от Игнатия ответа не было…

Наконец в замке узнали с курьером о скором прибытии государя Лимбурга. Герцог явился и бросился к ногам обожаемой Алины, прося прощения за все!..

Алина простила холодно…

Холодность и равнодушие ее еще более воспламенили герцога. Он не знал как загладить свою вину.

А Алина была действительно равнодушна к прежнему возлюбленному поневоле. Красавица была полна теперь одною мыслью, сгорала от нетерпения, от одного чувства неизвестности…

– Отчего не пишет Игнатий? Не отвечает ни слова? И что ответит он? Нет ли снова чего ужасного в будущем? Новое, быть может, разочарование?! – И красавица чувствовала, что нового такого удара она не перенесет. Два раза подыматься так высоко, чтобы два раза упасть, было бы не по силам самой энергической натуре.

VIII

Наконец пришло новое большое послание в Нейсес от Игнатия. Алина, прочтя его, была поражена.

Вероятно, в политическом мире совершился громадный переворот. Игнатий писал Алине, что предприятие их рухнуло, что Франция не хочет помогать Польше, а Турция после двух страшных поражений при Ларге и Кагуле, нанесенных ей русской армией, склоняется к миру. Игнатий утешал ее высочество, что если и надо отложить всякие надежды на предъявление прав ее на русский престол, то, быть может, со временем, через год-два, хотя бы и через десять лет, обстоятельства переменятся к лучшему.

Алина была опечалена, но не удивлена: так хорошо рассказал и объяснил ей все Игнатий. Итак, снова, во второй раз, но уже не по ее вине, она фактически как бы лишилась прав на имя принцессы Володимирской.

Но в том же письме было и нечто утешительное для Алины, даже радостное, хотя и необъяснимое.

Игнатий предлагал ей немедленно прислать сто тысяч франков на ее личные нужды.

Барон, прочитав письмо Игнатия, пришел в полный восторг.

– Я благодарю Бога, – воскликнул он, – что все так обошлось, да вы и сами должны быть благодарны. Все это было моей мечтой за все лето. Подумайте, после всех треволнений, после всех странствий и совершенно дикого, бездомного существования авантюристки вы сделаетесь герцогиней Голштейн-Лимбургской и принесете в приданое вполне выкупленное графство Оберштейн, но по закону, а не так, как бывало прежде: то принцессой российской, то персидской.