Принцесса Володимирская

Она говорила своему юному и честному обожателю, что раскаивается в своем отказе. Она уверяла его, что только теперь поняла, что он ей предлагал и что она потеряла в нем. Она умоляла его скорее приехать и хоть тотчас вести ее под венец, обещая посвятить ему всю свою жизнь и, конечно, бросить все свои глупые мечты о славе, о поприще артистки.

Она остановилась на минуту перед тем, как подписать письмо, и задумалась.

«Да, если я не могу иметь высшее общественное положение, то я выбираю низшее. Середины я не хочу».

И она приписала еще:

«Если нам придется жить в деревушке, в крестьянском домике, и даже самим на себя работать – то и тогда я ваша… Нет! Твоя! Твоя на всю жизнь!»

– Да, если не владетельная герцогиня, – воскликнула она вслух, – то простая крестьянка!

Алина перечла все, вдумалась в каждую строку и выговорила вслух:

– Конечно, да. Я не лгу. Мне надоела эта жизнь бродяги, эти знатные, но пошлые поклонники. И, наконец, я должна признаться… что ни один из них… Ни один так не красив, как Генрих. Да, его можно любить. Ему можно отдаться…

Когда письмо было отправлено на почту, Алина взяла книгу своего любимого поэта, Горация, и стала перелистывать. Всякую строку знала она, выучила еще в детстве наизусть и любила теперь как воспоминание юных дней. Но мысли ее вскоре были снова далеко. Она невольно уронила книгу на колени, закрыла глаза и мысленно унеслась в свое далекое прошлое. Но, вспомнив все радостные и горькие минуты своей странной жизни, она снова перенеслась к тем же мыслям о Генрихе. Живо восстали перед ней его красивый образ, пылкая речь, огненный взгляд и эта неожиданная сцена признания. Шель как живой чудился ей теперь, около нее, у нее в ногах. И ее пылкое воображение вдруг дополнило это воспоминание. Ей почудилось, будто он действительно около нее и она чувствует себя в объятиях этого человека, страстно любящего, прямодушного и вполне преданного ей всеми силами своего честного сердца.

– Как могла я тогда оттолкнуть тебя! – горько воскликнула вдруг красавица. – Чего я хотела? О чем мечтала? Быть любовницей принца, герцога… вроде Адольфа… Любовницей? Хотя бы даже законной женой, и то – невозможно. И то отвратительно, гадко!

Несколько часов просидела Алина одна со своей мечтой. Генрих не покидал ее, все чувства и помыслы ее принадлежали ему.

Когда наступили сумерки, Алина чувствовала себя сильнее и безумно была влюблена в своего милого Генриха, которого когда-то грубо и резко оттолкнула от себя.

– Да, это решено! – думала она. – Решено бесповоротно! Если он ответит мне или приедет, я принадлежу ему на всю жизнь… Все кругом меня, все на свете – комедия, шутка, обман. Все – кроме этого чувства, которое преображает человека и сразу открывает ему целый мир новых наслаждений. А это чувство теперь во мне… И оно становится все сильнее с каждым часом. Оно будто разгорается.

– Да, Генрих, я жду тебя. Я жду и надеюсь. И люблю, люблю тебя!.. – восторженно воскликнула Алина.

Она вышла из кабинета и начала ходить взад и вперед через все комнаты. Бурное чувство, которое поднялось в ней, будто требовало движения и простора.

Этот быстрый и пламенный, почти необъяснимый порыв восторженной любви к человеку, которого красавица когда-то отвергла и с тех пор ни разу не видала, не удивлял даже Алину.

Все бывало в ней, случалось с ней так, вдруг, внезапно. Как удар молнии – являлось и чувство, и намерение, и всякий поступок!

Относительно этого порыва она объяснила себе, что тогда она ошиблась и обманула сама себя. Теперь она будто пришла в себя после забытья и вдруг ясно поняла и оценила, что такое Генрих.

– Боже мой! Что бы я дала за его мгновенное присутствие здесь. Сейчас. Вот в эту минуту.

На лестнице раздались мужские шаги, и Алина замерла на месте. Сердце ее забилось так, что захватывало дыхание. Она готова была вскрикнуть: Генрих!

В дверях показался лакей и, почтительно наклонясь, доложил что-то. Алина не слыхала ни слова. Она глубоко вздохнула, опустила голову, но, однако, невольно сказала себе самой:

– Как это глупо! Я никогда так глупа не была. Отчего это? Нет ли опять фальши или самообмана во всем этом? Чувство это вдруг разгорелось, как пожар, и заставляет меня доходить чуть не до галлюцинаций.

Подняв голову и увидя перед собою того же лакея с вопросительным и недоумевающим выражением лица, Алина пришла в себя.

– Что вам нужно?

– Я жду приказаний. Что прикажет фрейляйн отвечать посланному?

– Какому посланному? От кого?

– От принца.

– Опять принц! – вырвалось у Алины, но она тотчас спохватилась и солгала:

– Разве опять посланный от принца… Что же? В чем дело? Повторите. Я не расслышала… то есть я не помню.

– Принц приказал просто узнать о здоровье Fraulein и о том, позволит ли она его высочеству тотчас приехать.

Алина подумала мгновение и резко, отчасти насмешливо выговорила:

– Прикажите посланному передать, что я чувствую себя гораздо хуже, чем вчера! Что я… Да… Скажите, что я в постели, совершенно больна. Вы понимаете?

– Слушаюсь.

– И, пожалуйста, обойдитесь без рассуждений и без откровенностей с посланным принца.