Принцесса Володимирская

Через несколько дней после этого в доме госпожи Тремуаль снова началась прежняя беззаботная, праздная и бессмысленная жизнь благодаря средствам Шенка. Но Алина была скучнее и грустнее; положение ее напомнило ей ее положение в Берлине относительно принца Адольфа.

Она была теперь всем обязана человеку, феноменально некрасивому, который был ей почти противен… а между тем он начинал уже предъявлять права на ее благосклонность…

II

Если барон Шенк признался Алине, что он не барон и что фамилия его совершенно иная, то он все-таки не назвал себя и не сказал, кто он такой. Это был тип авантюриста, которых было много за все XVIII столетие во всей Европе и в особенности в двух центрах: в Париже и в Лондоне.

Авантюристы встречались на всех общественных ступенях, начиная с гостиниц, игорных домов и увеселительных мест и кончая посольскими и придворными кружками. Всюду были люди неизвестного происхождения, говорящие на многих языках, дерзкие, быстро появлявшиеся и еще быстрее исчезавшие. Достаточно было обладать известной долей смелости, быть неразборчивым в средствах, иметь известный светский лоск, и можно было в чужой стране в качестве иностранца, принимаемого радушно, достигнуть всего.

Именовавший себя бароном, Шенк не только не имел ни рода, ни племени, но даже не имел отечества: он сам не знал, откуда он и кто были его родные. Пятилетним мальчиком он очутился в южной Венгрии, воспитываемый каким-то молдаванином. Выходец из Молдавии, небогатый и суровый старик жил какими-то темными средствами, был ненавидим всем околотком. Мальчик точно так же ненавидел старика и боялся его. Вскоре, когда ему не было и десяти лет, он узнал, к великой радости, что совершенно чужой этому старику.

Молдаванин объяснил мальчугану, что он во время своего переезда с родины в Венгрию нашел его посреди большой дороги брошенным на произвол судьбы и взял к себе.

Старик в подробностях рассказывал, и не раз, как он нашел мальчугана, во что он был завернут, как кричал, и в особенности ярко описывал ту опасность, от которой он мальчугана избавил. Не подоспей он, через несколько минут мальчуган был бы заживо съеден большими собаками, которые, бросив пастуха и стадо, вероятно от голода, рыскали по дороге и по полю, ища себе пищу.

У мальчугана имени не было никакого, так как молдаванин не подумал о том, чтобы окрестить его, – он ограничился только тем, что записал его в городке, где поселился, под своим именем, Корнеску.

Мальчуган, подросши, оказался одаренным всевозможными талантами, всего же более отличался он быстрою сметливостью, находчивостью и особенно дерзостью.

В маленьком городишке, где он жил, его почти все любили. С десяти лет он уже привык проводить дни у чужих людей, обедая, ужиная и ночуя постоянно в разных домах.

Это вошло как бы в обычай; он являлся, оставался и исчезал, не здороваясь и не прощаясь с хозяевами, но когда нужно было что-нибудь сделать, исполнить какое-нибудь поручение быстро и искусно, то все пользовались его услугами.

Этот образ жизни, вероятно, и решил его судьбу навеки. Он стал смотреть на все, окружающее его, как настолько ему лично принадлежащее, насколько он сумеет им воспользоваться. Уже пятнадцать лет от роду часто, проходя мимо богатого замка одного местного аристократа, юноша серьезно призадумывался о том, нельзя ли искусство приобретения чужого путем смелости и ловкости довести до того, чтобы приобретать не обеды, платья или какие вещицы, а приобрести целое большое имущество в виде замка, с окружающими его большими землями.

Старик молдаванин вскоре умер. Корнеску осиротел совсем и призадумался о своей судьбе.

Разумеется, подобного рода натура не могла долго ужиться в маленьком и бедном городишке. Давно уже юноша пытливо устремлял взор на горизонт и спрашивал себя: что там, далее?.. Между тем обитатели городка даром, за маленькие услуги кормившие мальчика, теперь все чаще советовали взрослому юноше заняться каким-нибудь делом: идти в подмастерья к столяру, кровельщику или просто кузнецу. Сам юноша чувствовал, что пора начать что-нибудь, но, конечно, он был далек от мысли начать орудовать молотом или пилой.

Ему все казалось, что там, за туманным горизонтом, можно найти более веселое дело и более выгодное.

Однажды вечером на местном постоялом дворе судьба Корнеску решилась.

В город заехал странствующий купец с товаром; он и прежде бывал не раз в городке, и юноша видел его, однажды даже помог ему проехать проселком в соседнюю деревушку. Но прежде купец являлся с маленькой тележкой в одну лошадь, с двумя или тремя ящиками товара, теперь тот же купец явился с четырьмя подводами, и всякого рода товара было вдесятеро больше.

На этот раз, когда Корнеску взялся помогать купцу распаковывать ящики и продавать местным жителям различный товар, купец заметил его сметку, быстроту и распорядительность в словах и в движениях.

Узнав, что юноша без средств, без родных, круглый сирота, купец предложил ему ехать с ним, обещая полное содержание, маленькое жалованье, но зато возможность видеть всю Венгрию, все города.