– Только, если Ларссон признает факт связи с Томпсоном. Это косвенные улики, но репутацию твоему боссу это все равно подпортит, – выдал Уэст, подтверждая, что только ленивый не в курсе планов Адама.
– Какой связи, я не понимаю, о чем ты, – наигранно ответила Эванс. – Мой этот… бывший теперь живет со мной, – Эванс снова принялась мутить воду. Если бы Лиам не боялся огласки, то ее ещё в вечер скандала с Томпсоном отскребали бы от асфальта и списали бы смерть на самоубийство. – Опять, – фыркнула она.
– Показания свидетелей? – предположил Коннор.
– Злые языки и сплетни, – Эванс усмехнулась, и Уэст кивнул.
Появление Ларссона в обители Костлявой очень хитрый ход. Гулящий парень вернулся к бывшей. Томпсон не имел к ним никакого, помимо работы, отношения. Прямых доказательств обратному нет в природе. Никаких доказательств, если только… Эванс затушила сигарету и повернулась к гостю, но напротив нее зияло прогалом в ночь распахнутое окно.
***
Уэст стоял у многоэтажки напротив ее дома и наблюдал за происходящим в квартире через незашторенные окна. Эванс вернулась к работе. Ларссон погасил свет в спальне, не сделав за порог ни шагу. «Да, Бэмби, именно так», – вспомнил Коннор, сжимая в руке самый обычный галстук. Тот, что, видимо, скрывал тайны, о которых никому не следует знать.
Вернувшись в участок, он смотрел на старую фотографию, которую вытащил из квартиры Эванс вместе с галстуком Ларссона. На побледневшем от времени фото запечатлелись пятеро подростков, сидевшие на ступеньках местной церкви. Одетые в безвкусную форму общественной школы Северного Нордэма, они ничем не выделялись среди сверстников. В те времена старая церковь еще не напоминала здания в центре Белграда после бомбежки, хотя уже тогда тот район считался самым неспокойным в Нордэме. Даже дом Господа не обошел дух упадочничества и разрухи, царившей в старом городе. Форма была ребятам не по размеру: возможно, с чужого плеча или ребята ее никогда и не носили. Надевали только на семейные походы в церковь на проповеди преподобного Кросса.
Всех пятерых на фото сложно было не узнать: Джером искоса смотрел на Мию, смеявшуюся над шуткой Формана, на голове которого вместо дредов была густая кудрявая шевелюра. Эндрю радостно улыбался в камеру, и только незнакомый молодой человек со скучающим видом щурился от редкого в Нордэме Солнца. Догадывались ли Джером и Эндрю, что не доживут до двадцати пяти? Вряд ли. В юные годы возраст двадцать пять кажется очень далеким и непонятным числом на отметке времени, дожить до которого означало прожить целую жизнь. Знали ли Форман и Эванс, что повзрослеют так рано, что Джейсон потеряет друга, Эванс человечность, а с ней и шанс на нормальную жизнь, и превратится в абсолютно серое. В другой жизни у нее была бы семья, любящий муж и ребенок, а сейчас она всего лишь тень самой себя. Настоящая Миа Эванс осталась лежать там – на брусчатке с растекшейся кровью вокруг нее, подобно ангелу со сломанными крыльями. «Мертвые Ангелы», – подумал Коннор и бросил снимок на стол.
Весь остаток рабочего вечера он провёл в участке за монитором, просматривая одну и ту же запись двухлетней давности с интервью по делу об исчезновении Ричарда Томпсона. Морган был весьма удивлён его скорым возвращением после «свидания», но предпочёл не задавать лишних вопросов, заметив удрученное состояние подчиненного. Это означало одно – расследование ни на дюйм не сдвинулось с мёртвой точки. Разговор с Костлявой должен был пролить свет на происходящее, но в итоге только сильнее запутал следы. Вместо ответов Уэст получил ещё большее вопросов. Все они начинались со слова «почему». Почему Эванс не удивилась вопросу о Томпсоне? Почему не отправила Лиама Ларссона восвояси? Почему все еще работала в Larsson Industries? И самый главный вопрос: почему она спасла Коннора и не дала ему умереть?