Принцип домино. Покой

Все в нем казалось мутным и скомканным, как намотанные на нагие тела простыни. Ночь откровений переросла в утро, где оба оказались столь же робки в словах, сколько ночью несдержанны в поступках. Рэйчел никогда не говорила о работе, но Адам нашел к ней подход, растолковав, с кем же именно она говорила накануне: волк в овечьей шкуре, умело обходивший красные флажки. Ведомый благими намерениями Адам сделал необходимое: открыл правду. Предупрежден, значит вооружен. Ему казалось, что он сделал достаточно. Рыцарь в сияющих доспехах защитил знанием даму его разбитого сердца, но от гибели ее это не уберегло.

Из срочного выпуска новостей сообщили о ее взлетевшей на воздух машине, с которой по ветру разлетелись все его надежды. Рэйчел Рид всю себя отдавала работе. Ее жизнь не стала исключением. Будучи знатоком своего дела, Рэйчел ступила на опасную тропу и разворошила змеиный клубок. Отправив вначале на скамью подсудимых, а затем и на ПМЖ по камерам половину из главарей уличных банд, Рид не успела отпразновать победы. Месть настигла ее на пике славы, расплатой за которую стала ее жизнь. Слишком короткая и не слишком счастливая.

С ее уходом Адама настигло его проклятие – та, что до сих пор не удостоилась холодного блюда, доверху наполненного ядом. Рэйчел успела убрать Эванс из кримлаба, но расправиться с ней окончательно – теперь задача Ларссона. Он рассчитывал, что она вполне ему по зубам.

«Простого «да» или «нет» было бы достаточно», – голос Эванс во сне сродни пытке, что невозможно прекратить и вытерпеть. «Скажи, и тогда никто сегодня не умрет», – соловьиная трель резала не хуже ножа и сильнее разжигали его гнев. Гнев, что Адам был готов обрушить на нее. Гнев, который она заслужила, заставив с болью в сердце вспоминать прошлое. Гнев, проснувшийся от осознания собственной ничтожной беспомощности со всей его безграничной силой. Гнев, что для Адама скала среди будущего океана боли и воспоминаний, пытавшийся утащить с головой в пучину отчаяния и утопить, утянув на дно. Но только не в этот раз. Больше он ей не поддастся. Теперь он знал, чего стоят ее слова и поступки. В следующий раз он будет готов. Адам уже видел перед собой мерцающую фиолетовую дымку, проваливаясь в сон, мучивший его до восхода.

– Просыпайся, – раздалось, будто над самым ухом, и он открыл глаза, когда за окном уже занимался тусклый нордэмский рассвет.

Первые лучи пробивались сквозь густой фиолетовый сумрак и разрезали ночную мглу. Пребывая в спутанном спросонья сознании, Адам завяз в однооразных мыслях – не самых достойных для одного из достойнейших людей. Подсчитывал потери, которые были не в его пользу. Последнюю из них Ларссону с трудом удалось пережить: стремительное сближение на фоне общей утраты и столь же стремительная потеря вборьбе за общее дело. С тех пор он взял за правило не смешивать работу и личное. Это виделось верным. Но Адам так и не смирился, что работой оставалось поддержания облика Сира Безупречного, а сам он находился где-то далеко за гранью дозволенного. Себе – включительно.

Официальная версия

Мисс Эванс было всего двадцать пять, когда она осталась последним носителем имени, данного Артуром Эвансом. Поправка: последним вменяемым представителем. Матушка, что коротала век в доме для душевнобольных – не в счёт. Как же порой Миа ей завидовала: пребывать в полном неведении, смотреть цветные сны наяву в собственной реальности. Мисс Эванс завидовала матери, что та не смотрела на содержимое жёлтого бумажного пакета со штампом городской администрации, извещавшим о признании мертвым предпоследнего член их семьи. Официально.

Семь долгих лет ожидания и надежд, что выдержала только она, оставшись при этом в здравом уме, и вот итог. Смерть пришла к ней в дом в дешевом конверте с синим штампом официального уведомления. Она даже не стала его вскрывать. Ей это было не нужно. За долгие годы Эванс перестала смотреть на дверь в надежде, что она откроется, что в нее войдёт человек в потоке холодного северного ветра, пронизывавшего каждый кирпич старого дома. Она осталась одна. Официально. Больше, кроме нее, никого. Предстояло еще выбрать место на кладбище, чтобы поставить надгробие над пустой могилой, никогда туда не приходить и не видеть имени и даты смерти, как она поступала с остальными.