Принцип домино. Покой

Накалывая на вилку стейк, он все еще оставался полностью погруженным в мысли о работе. Пригласив Уэста навестить на выходных родственников в Нью-Йорке, Мира заранее знала, каков будет ответ. Совсем недавно в семье тетушки произошло пополнение, а Коннор на дух не переносил детей и согласится поехать, исключительно, если ему гарантируют избежать общения с новоиспеченным членом семьи. Миру бы это устроило, если бы не ее изначальное желание ознакомить Уэста с понятием младенец. Детально нарисовав себе совместное с Коннором будущее, Либерсон решила подготовить к нему и Уэста. Намекнув, что и у них когда-нибудь, зная про себя, что уже не за горами, тоже будут дети, она настояла на приглашении, встретив сердитый взгляд и напоминание, что тема обсуждению не подлежит.

От неминуемого не убежишь, и Мира ставила Уэста перед фактом, что так или иначе счастье стать родителями их настигнет, на что Коннор взбесился. В самом начале отношений, переживших конфетно-букетный период и плавно перешедший в сожительство, Уэст четко обозначил позицию относительно потомства, вернее желания его отсутствия. «Дети – это не ко мне. Обратись с этим вопросом к нему», – и за напоминание Уэст заработал пощечину.

Как ни крути, разговор назрел давно. Оба делали вид, что проблемы нет как таковой, и непростительно долго не замечали слона в гостиной. Слон ушел, а им предстояло увязнуть в том, что он после себя оставил. Плохая идея ставить отношения на паузу. Еще хуже – сходится после кратковременного расставания.

Терпение Либерсон оказалось на исходе. Она годами прощала измены. Терпела похождения под прикрытием работы. Сама же в это время не спала днями и ночами, а он… Припомнил загул во все тяжкие в ночь их недавнего расставания, окрестив ее поступок предательством. После упоминания об этом, Мира запустила в Уэста стаканом. Гнев обоих переполнил чашу терпения и махнул через край. Они и раньше выясняли отношения, прибегая к рукоприкладству, правда, потом обоих ждал примирительный секс, но в тот вечер злость обоих перешла границы. От сильного толчка Либерсон ударилась о стену и, потеряв равновесие, упала на пол. Уэст даже не оглянулся и выскочил в прихожую, надевая пальто. За воплем: «Пошла к черту», – последовал хлопок входной двери, но Мире было плевать. От боли перед глазами все поплыло и скрутило пополам. Очнулась Либерсон уже в госпитале.

Огласив столовую громким всхлипом, Либерсон отпила из бокала, глотая вино и невыплаканные слезы. Времени миновало достаточно, а воспоминания оставались свежи, будто со вчера: пробуждение в больничной палате с пластиковым браслетом на руке, что неприятно царапал кожу; весть о травме, приведшей к тяжелым и неизлечимым последствиям; возвращение оттаявшего бывшего за прощением. Для Либерсон все было уже кончено. И с Уэстом, и с их совместным будущем, а самое главное – с ее мечтами.

Она ничего ему не сказала. Хватило осознания жестокости его поступка: речь не о толчке или ударе. Слова били куда больнее: он дал ясно понять, что семья это не его. Мира Либерсон ненавидела вспоминать то Рождество – праздник, когда умерли ее мечты.

Два года жизнь стояла на паузе. Дни тянулись, как во сне: дом, работа, работа, дом. Редкие вылазки с вечнозанятыми друзьями как передышка – пробник жизни, полной вкуса. Либерсон брала все из отведенных для радости минут. Последний поход за неуловимым счастьем случился около месяца назад. После невыносимо тяжелой недели, полной нервного напряжения и запредельных эмоциональных и умственных нагрузок, трое друзей встретились в баре пропустить пару коктейлей, а возможно, и чего-то покрепче, непременно очищающего сознание, поскольку головы всех забивали насущные проблемы.

«Рабы сбежали с галеры», – называла Эванс их поход в клуб La Brise. Форман, как и всегда, оказался им рад и мило общался с Либерсон, пока Эванс не вклинилась чужеродным элементом. Посеяв между Форманом и Мирой неловкое молчание, прервавшее разговор не для посторонних ушей, Эванс вовремя сообразила, что третий – лишний и пыталась спровадить Формана строгим взглядом из-под нахмуренных бровок на кукольном личике. Мира уже собиралась ей предъявить, но внимание отвлек задержавшийся и единственный в прямом смысле член их компании.

Зависший посреди зала доктор Крыс пялился на красотку с волосами цвета пинк, танцевавшую на сцене. Выступление Черри-бомб произвело на него неизгладимое впечатление: отвешивая комплименты пластике танцовщицы, Оулли выставил за такую цену в собственную душу, после чего едва не сел мимо стула. Привествуя «Мирку», Крис не обошел вниманием «ее очаровательного друга» и послал Форману заинтересованный взгляд. Кивнув Оулли, что фарватер свободен, Либерсон оставалось смотреть, насколько быстро Джейсон смотал от них удочки. С обиженным: «Пойду работать», – Форман не упустил возможности поцеловать Миру на прощание чуть дольше, чем это выглядело бы уместно.