Принцип домино. Покой

– Мы можем задержать его за нападение на полицейского… – начал Уэст, поднимаясь и утирая кровь из разбитой губы.

– У нас дочери растут, Коннор, – поучительным тоном напомнил Закари. – Радуйся, что мы не добавили, – продолжил он, и Морган усмехнулся на его слова.

– Да пошли вы, – Коннор прижал носовой платок к раскроенной губе.

– Выдавать детали расследования не лучшая идея, детектив, – выказав недовольство, комиссар повернулся в сторону двери. Ларссон и Эванс уже исчезли с крыши, где северный ветер гонял обрывки пожелтевших газет.

Rainbow Dash

Путь до дома мисс Либерсон прошел в полной тишине. Лиам никак не прокомментировал своего поступка, только сжимал и разжимал руль и стискивал зубы. Понимая друга целиком и полностью, Миа не стала раздражать его расспросами. Все же Ли еще не до конца очерствел и оскотинился, чтобы окончательно потерять человеческий облик. Было в этом и плохое, и хорошее: для него еще не умерли любовь и сострадание, но и праведный гнев порой затмевал разум, что чесались кулаки. В ситуации с Уэстом Миа была полностью согласна. Могла бы – сделала бы тоже самое, что и Ли, правда, парой годами ранее. Может тогда ей бы удалось многое предотвратить.

В отношениях двух давних друзей Миа старалась держать нейтралитет, хоть, откровенно говоря, порой Коннор заслуживал поцелуя увесистого кулака. Эванс же зареклась лезть в чужие отношения. Позиция стоять в стороне и смотреть, как Либерсон и Уэст мучают друг друга, ни к чему хорошему не привела. Расставания, схождения, затем окончательный и болезненный разрыв стали для Эванс примером, как делать не следует. Пару лет назад их отношения окончательно закончились, пока Лис-Уэст снова не начал захаживать старыми тропами и вынюхивать по углам.

Видимо, как и пару лет назад, Эванс предстояло снова послужить жилеткой для безутешной подруги, которая так и не запомнила, что розовые очки бьются стеклами внутрь. День первой крупной ссоры Либерсон и Уэста, положившей начало конца, навсегда запечатлелся у Эванс в памяти не только из-за стенаний Миры, а вообще – оказался богатым на события. Вечер дня прозрения начался тривиально. Его нельзя было назвать одним из самых интересных в жизни, но мисс Эванс продолжала коротать его в клубе, напиваться до состояния овоща и сохранять невозмутимый вид, будто ей даже не наплевать на мир вокруг. Музыка гремела так, что, казалось, миновала слуховой анализатор, попадая напрямую в мозг и размягчая не хуже нехилой дозы алкоголя. За столик на втором этаже клуба Формана Эванс притащила с собой расстроенную подругу вместе с ее несдержанным желанием напиться до потери сознания. Не то, чтобы у самой Эванс это желание внезапно пропало, но у Либерсон тогда появился настоящий повод превратиться в растение и оправдать алкоголизм подруги.

Причиной, приведшей их вечером буднего дня в клуб для накачки алкоголем, была давняя головная боль по кличке Упоротый Лис. Вернее – просто Лис, но Эванс всегда награждала его нелестным эпитетом. Прогоняя подступивший гнев, Миа прикрыла глаза. Лишь немного успокоившись, она подняла отяжелевшие веки и проследила взглядом за дымом с кончика сигареты, потянувшегося в сторону Либерсон. От настигшей первой волны дымовой завесы Мира закашлялась, подавившись остатками текилы.

Утром Мира проснулась совсем другим человеком, внезапно раскрыв глаза на колющую взгляд правду. Отбросив розовые очки, она посмотрела на любимого в реальности и…. Ее мир рухнул. Вместо падающих звезд в ночном небе она увидела огоньки сварочных аппаратов, радужные облака пролились масляными пятнами на тротуар, а витающий в воздухе запах цветов так и остался в комнате Миры. Стойкий аромат цветущей сирени, исходивший от его рубашки. Шлейф вестников весны дополнял след от губной помады на воротнике, а дальше все произошло, словно во сне… Либерсон не успокоилась, пока не проверила его телефон и сотню раз пожалела об этом. Всплыло множество звонков и сообщений от неизвестных женщин с весьма недвусмысленным содержанием.

Для Миры не секрет, что ее любимый общался с множеством своеобразных личностей ради получения информации, но то, как именно ее получал – всегда оставалось для нее загадкой. Хотя, возможно, она просто не хотела этого признавать и закрывала на все глаза. Розовые очки беспечной влюбленности выступали преградой, и лишь в момент горького осознания, что у их отношений нет будущего, Либерсон решилась отыскать этому причину.

– Давай… Скажи уже это, Миа, – сидевшая напротив Либерсон, едва вязала лыко, но все еще пыталась усугубить опьянение рюмкой текилы, обливая себя и стол.

– Сегодня что-то не хочется, – прошипела Эванс, стряхивая пепел тонкой сигареты. Усталость и опьянение брали верх над рассудительностью, и погребенные заживо эмоции начинали искать выход, просачиваться сквозь панцирь из цинизма и высокомерия.