Затем в подборку статей Ханна умудрилась сунуть невесть откуда взявшееся интервью декана факультета истории и теории искусств Мюнхенской академии художеств Теодора Бритца, который сообщил, что на их факультет прибыл новый сотрудник — художник с русскими корнями Борис Казарин, и на его мастерство преподателя рассчитывает факультет.
Последней была заметка «Русского Мюнхена», из которой Барбер почерпнул, что Борис Казарин был уволен из Мюнхенской академии художеств в связи с тем, что вёл политическую агитацию среди студентов.
Борис представился Хью Барберу скандальным и неуживчивым типом, что весьма осложняло контакт с ним. Но почему-то детективу казалось, что поиски Юджины Майер близки к завершению.
Хью Барбер принял душ и принялся за очерк. Просидев до поздней ночи, он, увлечённый своим желанием понравиться Лауре, написал его начерно. На следующее утро Барбер поднялся в бодром настроении, рассмотрев себя в зеркале, с удовлетворением отметил, что синяк уменьшился. Ощупывание бока и затылка также порадовали Барбера. Болей не было. Барбер прочитал очерк, исправил по тексту кое-что и понял, что заняться ему совершенно нечем. На часах было только девять утра, до шестнадцати часов, когда со слов Бриджит собиралась «тусовка» художников было ещё ого-го сколько времени.
Хью прислушался к своему внутреннему «я», и оно настойчиво подсказывало посетить место жительства Бориса Казарина, указанное в документах, присланных Ханной.
Хью решил взять в прокат другой автомобиль, интуитивно чувствуя, что белый «БМВ-700» уже был замечен Виктором Шиловым, и наверняка о нём было известно и Казарину, и направился в контору проката. Через час Хью катил на серебристом «Фольксвагене» по улицам Мюнхена, справившись по карте о маршруте.
Район Людвигсфорштадт представляла собой живописнейший уголок Мюнхена. Борис Казарин должен был неплохо зарабатывать, чтобы позволить себе содержать здесь особняк. Хью медленно ехал по дороге и глазел по сторонам. Живые изгороди и вьющиеся клематисы, дикий плющ и виноград. Создавалось впечатление сельской пасторали, что никак не сочеталось с обликом мятежного русского художника в изгнании. Дом Бориса Казарина был выкрашен белой фасадной краской, виднелась мансарда под красной крышей и уютные занавески в цветочек на окнах. «Тут обитает Юю Майер», подумал Барбер и сбавил скорость. Калитка была кованой, как и решётка забора, и вряд ли не запиралась. У крыльца встречали гостей два зелёных пса — подстриженные вечнозелёные кустарники. Дорожки посыпаны цветным песком и мелкой галькой. Явно Борис обосновался тут надолго, так как заботился об уюте и домашнем покое. Вдруг дверь открылась, и из дома вышла Лаура. Хью пришлось проехать вперёд, чтобы она его не заметила. К лицу Хью прилила краска, он вспомнил, что Лаура просила его не следить за ней. Разумеется, Хью не мог отказать себе в этом и напялил на голову шляпу с полями, которую всегда таскал с собой, как заправский детектив из сериала. Шляпа сама по себе отвлекала внимание.
Лаура вышла на улицу через пару минут, ведя за собой на поводке крупного белого лабрадора. Барбер вспомнил дневник Юю и усмехнулся. Юю Майер была верна своим вкусам и привязанностям. Лаура— Юю неспешно двинулась по улице, у нее шевелились губы, она разговаривала с собакой. Пару раз она остановилась, почесав пса за ухом. Потом девушка скрылась за поворотом. Хью вздохнул и поехал дальше.
Лаура была не похожа на психопатку, хотя Хью не знал, как те себя ведут в стадии ремиссии. И уж тем более она не была похожа на человека, который скрывается. Больше всего она была похожа на хозяйку милого домика, в котором живёт любящая семья, и Хью неприятно кольнуло в груди. Он так был не похож на обитателей вилл и особняков! Всё детство Барбера пршло на съёмных квартирах, а теперь он ютился в кондоминиуме в двух комнатах с матерью, да и аренду этой квартиры оплачивало отделение полиции, в котором служил когда-то его покойный ныне отец. Хью ходил в обычную школу, занимался борьбой. В целом его можно было причислить к мелким хулиганам. Ему чужды были интересы Лауры — живопись и искусство, компания молодых художников, разведение цветов и собак… Хью неплохо знал пару языков кроме своего родного — немецкий и французский, благодаря матери — учительнице на пенсии. Хью сносно учился в школе, благодаря колотушкам той же матери, приобрёл поверхностные навыки «воспитанного человека». Однако, он не любил читать, не утруждал себя походами по выставкам и музеям. Откровенно скучал в кинотеатрах, если случайно попадал на «авторское кино».