Заждан полез в карман за листиком бумаги, но не нашёл его. Мыш усердно вертел, головой, демонстрируя свою непричастность к пропаже.
— Странно, точно ведь положил его вот в этот, — и Заждан показал пальцем на пустой карман, — может, выпал?
— Если листик не прикрепить булавкой, то он теряется, — сказал, со знанием дела, Мыш и облизнулся.
— А я не прикрепил, — грустно сказал Заждан, — такое слово полезное узнал и, не успев зазубрить, потерял. Ладно, в потёмках всё равно листик не найдём. Давай изучать произведение, я буду медленно читать, а ты запоминать прочитанное, договорились?
— Ладно, начинай, — согласился Мыш.
Заждан склонился над книгой и стал читать по слогам: «Когда вы спросите папу или маму про "Три превращения” Заратустры, они растеряются и скажут, что философия не для ваших детских головок, что только умные философы могут понять смысл написанного. Они ошибаются: понять Заратустру может каждый. Философия Заратустры проста, как вода, небо, камень, лежащий на дороге».
— Я понял из этого абзаца, что Шелег правильно выбрал Заратустру для нашего первого занятия, — встрял Мыш.
— Не перебивай, я из-за тебя строчку потерял, теперь по новой читать придется, — Заждан повторил абзац и двинулся дальше: «Философ использует образы животных для упрощения. Я уверен, что каждый из вас с мамой, или папой, ходил в зоопарк, и, конечно, видел там верблюда. Люди путешествовали на них через пустыню. Верблюды могли неделями без устали идти по раскалённым пескам, не требуя ни воды, ни пищи. Чтобы превратиться во льва, верблюд должен был пройти немало дорог. И вы, дети, в один прекрасный день, тоже превратитесь в могучих львов, свободных и сильных зверей. Акуна-Матата, король-Лев, я уверен, что вам нравится этот сказочный персонаж. Но тот, кто будет прогуливать уроки, кто будет учиться на двойки, так и останется верблюдом. Но лев, как это ни странно, устав от силы и величия, потеряв интерес к борьбе за первенство, превращается в слабого ребёнка, способного удивляться простому. Мало кто поднимается на этот уровень. Скажу вам по секрету, я бы и сам предпочёл остаться львом, но тогда… я бы не написал эту книгу».
Заждан оторвал глаза от жёлтой страницы.
— Ты всё запомнил? — спросил он Мыша.
— Всё и даже больше. Пока ты читал, я, сначала, представил себя верблюдом, бредущим по пустыне. Мне было тяжело нести ношу, я падал, спотыкался. Мои лапы обжигал горячий песок, я жалобно попискивал, но полз, плотно прижимая хвост к брюшку. Я прошёл через унижение, я заставил страдать своё высокомерие, заставил блистать своё безумие, чтобы осмеять мудрость. И только тогда я научился любить тех, кто меня презирает, и простирать лапу привидению, когда оно собирается испугать. Я увидел перед собой оазис с ключевой водой. Только там мои пальцы сменились когтистыми лапами, а на шее появилась густая грива. Только там я увидел, как тысячелетние ценности блестят хрустальными капельками родниковой воды на моей шерсти.
— Ты так образно запомнил потому, что я с выражением читал. Хотя с попискиванием и хвостом у тебя перебор вышел. Где ты видел пищащего верблюда с плотно прижатым к брюху хвостом? Но, несмотря на мелкие неточности, твой рассказ передает суть сказанного Заратустрой. «А ты этот рассказ не забудешь до завтра?» — с опаской спросил Заждан.
— Не забуду, если ты меня назад в шинели понесешь, а если в рубашке по морозу, то … ничего гарантировать не могу.
Заждан вспомнил, что поменял шинель на пластиковую бляшку с загадкой и достал из кармана номерок.
— Что на нём такое нарисовано? — спросил он Мыша.
— По-моему, это каббалистический знак, — ответил тот.
— Думаешь, что загадка про Каббалу будет? А я так надеялся, что про футбол. Если про Каббалу — точно не отгадаем, я про неё ничего не знаю. Подморозило к ночи, видишь, как окна расписало.
Мыш повернул голову и увидел.
— Я не выйду отсюда под рубашкой. Спрячусь на полке, зароюсь между книг, буду с остервенением пожирать страницы Заратустры. А если вдруг повезёт, и загадка про футбол будет? Что тогда? — пропищал с надеждой Мыш.
— Тогда выберем самую тёплую шубу, ты зароешься в песцовый мех, и мы пойдём вместе домой. Ладно, была-не-была, пойдём отгадывать, — сказал Заждан, и они подошли к гардеробу.
— Ну наконец-то, а то я уже надежду стал терять, думал, до утра не увидимся, — радостно сказал гардеробщик, заметив приближающегося Заждана с карманным Мышом. — Бывает, интеллигенты проникаются прочитанным так сильно, что до рассвета без движения сидят. Потешные случаи с ними случаются. Как-то раз читаю за стойкой газету, а он в одних носках к выходу идёт, а глаза стеклянные. Я кричу ему: «Вы ботинки под столом забыли и пальто тоже. Давайте меняться, я Вам тулуп, а вы мне номерок». А он мне знаете, что сказал?
— Что? — заинтересовался Мыш.
— «Дух Бусидо, Дух Бусидо, Путь коня и лука, Путь самурая, воина, умение презреть боль, отречься от господства тела над духом…» пробормотал и ушёл в ночь. Тогда снегопад был сильный. У меня из зарплаты за списанный номерок вычли.