Принцип неопределенности

Стопку этой остро пахнущей, прохладной на вкус жижи он всё-таки налил. Мне вовсе не нужно было вводить себя в безумие – я нуждался в триггере, в чём-то, способном взбудоражить воспоминания, поднять со дна отстой «души».

Взяв ещё стакан обычного сока, я уселся в дальнем углу и начал раскладывать карты колоды для саббака.

Древние карты, придуманные совсем не для азартных игр – а для предсказания будущего. Но это только могло быть правдой: верить ринам[2] на слово – себя не уважать. Но как бы то ни было, каждая карта старшего аркана дышала смыслом, пусть от меня и скрытым. И они могли связывать одну неслучайность с другой, сплетая тем самым закономерность. Пренебрегать в будущем таким инструментом я не собирался.

Отставив стакан в сторону, зажег над ладонью призрачный огонёк, минуту-другую перебрасывал с ладони на ладонь, наигрался вдоволь с яркостью, цветом и длиной пламени.

Этот кусочек овеществлённого воображения вернул мне добрую долю потерянной уверенности.

Вглядываясь в крохотный источник вполне ощутимого жара, выровнял дыхание, привел смятенное сознание в порядок, уняв бурю эмоций. Попытался воскресить воспоминания, абстрагировавшись при этом от тех чувств, что они вызывали.

Его существование хорошо описывалось вероятностями, но такая концентрация почти несбыточного как во времени, так и в пространстве должна была попирать всяческое математическое ожидание, всякие здравый и не очень смысл.

Как в прошлом отчасти человек науки, я мог сказать, что это грубое, очень грубое, безумно маловероятное вмешательство в до тошноты изотропную действительность.

А ведь даже крошечные изменения могут вызвать глобальные изменения в будущем. Особенно в сложных и неоднозначных системах. Учитывая, что моё настоящее и будущее намертво спаяны, «случайность» будущего вообще была оксюмороном. Но вот понимать эту неслучайность надо было учиться. И сомнительно, что кто-нибудь втиснул её в рамки математических уравнений.

Огонек, лишенный поддержки волей, потух, оставив за собой горький, но от этого не менее приятный дым от сгоревшей веры.

Существование этого «чуда» не противоречило палеолитическому мышлению. Здравый смысл, тот, которым я обладал в прошлом, утверждал, что это невозможно. Он ошибался. Твердое же научное мировоззрение требовало изучить это «сверхъестественное». Долгое время я добросовестно пытался расколоть этот прочный орешек, используя гипотезу объективного мира, изотропного пространства и иные сциентические допущения. Тоже не сработало. Наука, выступающая в роли продвинутого коллективного здравого смысла, в качестве его квинтэссенции, тоже оказалась бессильна.

Круг замкнулся. В сущности, почему следует доверять науке? Не верить, о боги, нет! Только доверять! Потому что она работает. Подтверждается опытом и пока никак себя не дискредитировала.

Но я своими глазами наблюдал возможность влияния на действительность посредством символических психических или физических действий, даже мелких потных мыслей и мимолетных эмоций.

Вещи постоянно происходят лишь потому что я этого хочу, магическим путём. И, будучи магом, мне следует думать и поступать как маг. Раз уж магия работает, то стоит начать называть это, наконец, своими именами, и перестать стесняться.

Но, как наука не отменяет, не обесценивает целиком здравый смысл, так и магия не отвергает, не противоречит технологии. А также биологии, нейрофизиологии и всему, что влияет на главный инструмент мага – его собственное тело.

Я принюхался к настойке, выпил. Закрыл глаза, начал вспоминать и открыл веки, ощутив знакомое присутствие.

– Стоит что-нибудь съесть или выпить, как случается что-то интересное, – важно сказал Кот.

– А вот и ты, – кивнул я, рассматривая навязчивую иллюзию. Не просто плотную – а вовсе даже толстую, чёрную и мохнатую. Не безобразно распухшую – вовсе нет, корпулярность была Коту к лицу.

– И зачем все эти дешевые фокусы? – мяукнул Кот.

– Хотел поговорить, – ответил я, осматривая его от белесых кончиков пушистых усов до кончика черного хвоста. Я мог подобрать десяток умных гипотез того, что же такое – Кот, но их объединяло одно – он существовал.

– Готов поспорить, что все ответы на все вопросы ты знаешь и сам, – важно расселся Кот.

Я ещё раз зажег огонёк, поводил его перед широкой мордой Кота. Тот завороженно смотрел на яркую точку пространства.

– Ничего, что играю с огнём? – задал я ему вопрос.

– Отчего это должно меня злить? Или пугать? Настоящие чудовища не те, кого отпугивает огонь, а те, кто его зажигает, – со смешком ответил Кот.

– Я? Чудовище? Не-ет, настоящее чудовище – это то, что всё разрушает, устремляет самый процесс жизни от разделенной, разграниченной и разорванной на противоположности разумом структуры к бессмысленной, бесполезной каше. Истирает, давит, уничтожает всякий смысл.

Или уничтожает структуру, порождающую за счет разделения, разграничения этот самый разум – не важно! – завершил я.

– Время? – спросил Кот. – Но он не явится на дуэль, у него иные методы. Иное оружие.