Принцы на войне

Болаф встал и потихоньку направился к низковатой для него двери. Осторожно распахнул створку и оказался в темных сенях. Вытянув вперед руки, чтоб не наткнуться на что-нибудь, северянин потихоньку продвигался к выходу. Вот косяк, вот щеколда, вот ручка…

И тут кто-то крепко вцепился ему в колено. То ли когтями, то ли зубами – от неожиданности беглец громко ойкнул и замотал ногой, пытаясь сбросить с нее хищную тварь. Тотчас затопали сзади чьи-то ноги, Болаф с силой рванулся вперед… и вместе с неизвестным зверем и выбитой дверью покатился по крыльцу. Но не растерялся, вскочил и побежал. Со всех сил, какие проснулись от ощущения погони.

Зверь то ли сам оторвался, то ли великан его пришиб, только куда-то пропал. Уже пробежав с пару сотен локтей, Болаф вдруг понял, что на нем ни сапог, ни куртки, а на улице осень, и ночами уже чувствительно подмораживает. Но возвращаться было поздно, да и не особо запомнил он, петляя в темноте по кустам, откуда бежал.

Только теперь, успокоившись и оглядевшись, северянин понял, что ночь еще не наступила. Догорали последние блики заката, лишь слабо светилась вдали за холмами багровая полоска. Беглец поежился, подумал, развернулся к ней спиной и пошагал дальше, решив, что если станет очень уж холодно, то придется наломать еловых веток и устроить из них берлогу. Не лучший, конечно, способ, но другие ему недоступны. В карманах не нашлось ни ножа, ни огнива.

Небо почти окончательно потемнело, вспыхнули неяркие северные звезды, когда Болаф заметил впереди избушку, приветливо манящую печным дымком и теплыми квадратиками окон. И мужика возле нее, привязывающего около дровяника лошадь, и стоящую на крыльце старуху.

Повезло.

Северянин подошел поближе, стараясь держаться в неяркой полосе света, падающего из окна, чтобы не напугать мирных крестьян.

– Мир вам, люди добрые, – сказал как можно приветливее, стараясь не стучать зубами от пробирающего до костей морозца.

– И тебе того же. Не стой на холоде, проходи в дом, – немедленно откликнулась хозяйка.

Северянину очень хотелось заскочить в теплое нутро избы тремя прыжками, но он сдержался, прошел неторопливо, тщательно вытер у порога поцарапанные ноги.

– Проходи, садись. Вот сюда, поближе к печи. Вот тебе бадейка, ставь ноги-то. А вот кувшин с горячей водой, поливай понемногу. Сейчас мои старички придут, и будем ужинать.

Старушка принесла ему тряпку и растоптанные обрезки, и Болаф втиснул в них согретые и отмытые ноги.

Тем временем в дом вошел немолодой мужик и принес охапку дров. Помог старушке отодвинуть от окна стол, и они стали накрывать его к ужину. В сенях кто-то завозился, и еще один старик внес в дом бадейку с водой. Пронес в кухню, потом забрал воду, в которой Болаф мыл ноги, и понес выливать. Великану было немного не по себе, что он причинил столько лишних хлопот этим добрым старикам.

– Иди ужинать, – позвала его старуха, и Болаф, переборов смущение, присел к столу.

Большая миска горячего куриного супа с широкой домашней лапшой и кружочками овощей показалась изголодавшемуся северянину самой вкусной едой на свете. Да еще с горячей лепешкой! Потом старуха ловко подлила ему добавки, а следом пододвинула миску с кашей, заправленной соусом из жареных грибов, миску с оладьями и маслом и налила горячего взвара.

Болаф с удовольствием смел кашу, потом оладьи, макая их в масло и запивая взваром. Почувствовал, как от горячей, сытной еды по телу пошло тепло, дрожью выгоняя из костей осеннюю стужу. Он допил последний глоток взвара, пахнувший детством, и вспомнил то ядовитое пойло. Дернул плечами, нахмурился, вновь переживая подлость спутника.

– Как тебя зовут? – мягко спросила старуха.

А действительно, как? Если назвать свое имя, придется объяснять, откуда взялся. Если же сказать придуманное магами, тогда неизбежно возникнет вопрос: а где твои спутники?

И что на это отвечать? А отвечать нужно – хозяева примолкли, ждут.

– Болаф, – отважился ответить гость, но в подробности решил не вдаваться.

– Хорошее имя, – кивнул один из стариков. – Знавал я когда-то одного Болафа. Хозяйки моей сынишка… Ох бедовый был, страсть! Как-то на дерево влез, яблок ему захотелось. Ну и сорвался! Ногу распорол, страшно смотреть. Но никому не сказал, зубы сцепил и терпит! А на третий день, когда уже хромать стал, мать его поймала и заставила штанину поднять. Ох и шум начался! Кто к травнице, кто за лекарем. А мне хуже всех пришлось: приставили к непоседе, чтобы по лестнице ходить помогал. Ну, я и придумал – чтобы малой много не бегал, книжки ему читал, сказки рассказывал. Ему тогда лет восемь было. А вскоре мать его замуж выдали, за лорда Кардара, и вместе с сынишкой отправили в его поместье. С тех пор я его и не видал.

Болаф сидел, стиснув кулаки, и молча смотрел в темное окно. Не желал он ничего вспоминать ни о матери, ни о лорде.

Старик немного помолчал, вздохнул и продолжил: