…Небо внезапно потемнело, налетел вихрь и хлынул дождь. Над горами раздался грохот, и из пролома в скалах (?) ударил поток воды, которая затопила округу, снеся жилые постройки и разрушив фиванский некрополь с его пирамидами и склепами [Vandersleyen 1967
, pl. 10, II. 8–11, 17]. Обстоятельства и характер бедствия предполагают вероятность того, что в действительности его причиной стал сель, сошедший по одному из вади, известных в окрестностях некрополя [cp.: Vandersleyen 1967, р. 153, 156]. Повествование содержит полную реализма деталь, которая придает ему дополнительное правдоподобие; то ли из-за порывистого ветра, то ли из-за проливного дождя на месте трагедии невозможно было запалить факел [Vandersleyen 1967, pl. 10, I. 12]. Эта любопытная подробность, скорее всего, говорит о том, что беда стряслась ночью; по наблюдениям многих очевидцев, дождевые потоки в пересохших руслах Северо-Восточной Африки по какой-то причине возникают именно в ночное время[40] [Бохов 1987, с. 75; Murray 1947, р. 42, n. I].Ущерб, причиненный паводком, судя по всему, был немалым, поскольку сам Яхмес I вместе со своими советниками прибыл на место трагедии для оказания материальной помощи пострадавшим, на которых, согласно надписи, не осталось даже одежды после того, как "проявилось божественное могущество" [Vandersleyen 1967
, pl. 10, II. 13–16]. Обращает на себя внимание и содержащееся в тексте замечание, что царь, ликвидируя урон, нанесенный катастрофой, вопреки ее явно локальному характеру, "укреплял" Обе Земли — Верхний и Нижний Египет [Уandersleyen 1967, pl. 10, 1. 15]. Возможно, это всего лишь гипербола,[41] призванная преувеличить опасность происшествия и тем самым восславить царя, якобы сумевшего, несмотря ни на какие трудности, справиться с ситуацией и восстановить пошатнувшийся было миропорядок. С другой стороны, почему не предположить, что бедствие в действительности имело общегосударственный резонанс, обернувшись солидными затратами: серебра, золота, меди, масла, одежд и других ресурсов [Уandersleyen 1967, pl. 10, 1. 15–16]? Новоегипетское централизованное государство при Яхмесе I, лишь недавно изгнавшем гиксосов, только вставало на ноги, и крупные материальные издержки в этот период могли заметно истощить казну и нарушить еще хрупкую социальную стабильность. Существенно и то, что зоной бедствия стал район Фив — столицы вновь объединенного царства. Демонстрация богами своей силы, должно быть, произвела сильное впечатление на Большой Дом, раз Яхмес I сразу же после случившегося повелел восстанавливать "памятники богам", лежавшие в руинах "в земле этой до края ее" [Уandersleyen 1967, pl. 10, 11. 18–19], т. е. по всему Египту[42].В целом похоже, что вади рождали у древних египтян тревожные чувства, почему и посвящались "Той, которая царапается" — жуткой богине-львице в ее разнообразных ипостасях; при устьях некоторых вади божественным львицам воздвигались особые святилища [Коростовцев 1976
, с. 22; Gardiner 1947, р. 90; Kees 1956, S. 7–11; Vandersleyen 1967, р. 156]. Согласно надписи на фасаде одного из них, храма в Спеос Артемидос в Среднем Египте (XVIII династия), великая львица Пахт, бродящая по долинам (imvt) Востока, открывала (?) "пути ливневых потоков" (wͻwt snm) [Urk. IV, S. 386, Z. 15–16], по мысли А. Гардинера, ассоциировавшиеся у составителей текста с селями [Gardiner 1946, р. 47]; сами же "долины"-вади мнились древним египтянам следами когтей могучего божества [Fairman, Grdseloff 1947, р. 14–16; pl. III, IV; Vandersleyen 1967, p. 156]. Рождение в сознании людей такого мифообраза с его воплощением в культовую практику — по сути, обожествление селей — могло бы объясняться лишь заметной ролью, которую этот природный феномен играл в жизни населения фараоновского Египта.