Природа хрупких вещей

— Зачем ты отнял Кэт у ее матери? Зачем сказал ей, что Кэндис умерла? Почему ты просто не оставил ребенка в Лос-Анджелесе, когда уезжал оттуда? Ты ее не любишь! Ты никого не любишь.

Но Мартин лишь смотрит на меня, как будто, раз мне известно все остальное, я знаю ответы и на эти вопросы. Но это не так.

Я бросаю взгляд на наши саквояжи. Документы. Золото. Нужен другой план. Необходимо вывести Кэт из дома так, чтобы она не видела здесь покалеченного отца.

Беру Мартина под мышки и волоку через холл в кухню. Он стонет, но рот открыть не в состоянии. В дальнем конце кухни я останавливаюсь, кладу его в углу, у сервировочного столика. Он тихо постанывает. Брезжит рассвет. В окно на меня поглядывает бледная луна; ее жемчужное сияние уже меркнет. Я стою подбоченившись, пытаюсь отдышаться. Смотрю на Мартина, а он — на меня. В его лице — удивление. Видимо, никак не может осознать, что сейчас не он хозяин положения, а я. Изумлением полнятся и его глаза.

— Я не хотела, чтобы так получилось, — говорю я. — Твое появление не входило в мои планы.

Он не отвечает.

— Мне необходимо отвезти Кэт к ее матери, — продолжаю я. — А Белинду доставить домой. Все очень просто, как я это вижу. Если удача на твоей стороне, ты найдешь способ выбраться из этого дома после нашего отъезда. А если на моей, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь. И если тебе суждено умереть до моего возвращения, я сдержу обещание, данное Кэт. Помогу тебе убраться. Прямо в ад.

— Не надо, — шепчет он.

— Что «не надо»? Не бросать тебя? По-твоему, после всего, что ты сделал, ты вправе рассчитывать на мою помощь? Это ведь ты убил Аннабет Бигелоу, да? Мартин, я не боюсь оставлять тебя здесь в беспомощном состоянии. Не жди от меня жалости. После всего, что ты сотворил, жалости ты не заслуживаешь.

Я опускаюсь на колени и, приблизившись к Мартину почти вплотную, шепотом говорю ему то, что никогда не надеялась сказать. Даже на первых порах, когда во мне еще теплилась надежда, что со временем мы с ним можем стать хотя бы друзьями.

— Ты ведь даже не знаешь, да, почему мне не страшно оставлять тебя в таком положении?

— Знаю… — выдавливает он из себя.

Лишь крошечная тень сомнения закрадывается в душу.

— Нет, не знаешь.

Он пытается сплюнуть. В уголке его рта образуется красная пена.

— Знаю… — сиплым шепотом произносит он. — Ты в бегах.

Я пристально смотрю на него сверху вниз.

Он не отводит взгляда, словно провоцирует опровергнуть его слова. Но я не выдаю своих секретов. Никому. Даже себе самой.

К тому же Мартину я ничем не обязана. Ничем. Мой долг — позаботиться о Кэт: увести ее из этого дома.

— Зря ты не уехал, когда у тебя был шанс. — Я выпрямляюсь и отворачиваюсь к раковине. Мочу тряпку, чтобы вытереть кровь у подножия лестницы. В голове сумбур. Я не знаю, что буду делать, если по возвращении найду его мертвым. А если он еще будет жив?

Не сводя с меня глаз, Мартин силится подняться. Если к моему возвращению он будет жив, может быть, удастся заключить с ним сделку в обмен на обещание привести врача.

Впрочем, это вряд ли. Мартин не из тех, с кем можно договариваться.

Слишком много всего нужно обдумать, принять в расчет, и я бормочу себе под нос то, что накануне вечером сказала Белинде, когда та засыпала меня вопросами. Я и прежде себе это нашептывала. Главное, пережить этот день. Всего один день.

Выжимая тряпку, я гоню из воображения картину, как по возвращении нахожу труп Мартина. Содрогаюсь, пытаясь отделаться от отвратительной мысли. Как ни странно, дрожь усиливается, и такое ощущение, что сам дом трясется в преддверии того, что ожидает меня, когда я сюда вернусь.

Вдруг подо мной начинает вибрировать и дыбиться пол. Затем меня оглушает грохот, похожий на рев штормящего океана. У меня мелькает мысль, что сейчас земля подо мной разверзнется и поглотит Мартина, и я буду избавлена от необходимости разбираться с ним позже. Но в следующую секунду я понимаю, что не одну меня качает и трясет.

Это — землетрясение, причем не плавное колебание сродни тому, что мне случалось раньше переживать несколько раз. Это — неуправляемая стихия, огромный дикий зверь, чудовище, разъяренное тем, что его разбудили. Дом сердито громыхает, и я внезапно вспоминаю, что Кэт на втором этаже.

Бросив Мартина, на нетвердых ногах я устремляюсь из кухни. Меня кидает из стороны в стороны, я врезаюсь в стены.

Наконец я в холле, зову Кэт, но голос мой тонет в гуле стонущей земли. А потом рев обрывается так же неожиданно, как зазвучал. Тряска прекращается, но все во мне чувствует, что зверь не утихомирился, не улегся снова спать. Воздух трещит, предвещая недоброе.

Я вижу Кэт и Белинду на верхней площадке. Одной рукой Белинда придерживает свой живот, а другой обнимает Кэт, как бы пытаясь ее защитить, а у той от ужаса глаза лезут из орбит. Обе обсыпаны штукатуркой, словно конфетти.