Природа хрупких вещей

— Но вы его любили?

— Думала, что люблю. Но скорее, мне льстило, что он выбрал именно меня из всех девушек нашей деревни.

— Но поначалу вы же были счастливы, правда? — говорит Кэндис, и это не вопрос. Она знает, что первые дни супружества купаешься в блаженстве, ведь у нее тоже так было.

— Да. Поначалу.

Я на минутку умолкаю, решая для себя, что можно ей рассказать, а что нет. Какие события я готова пережить у нее на глазах, а какие — нет.

— И когда вы перестали быть счастливы? — допытывается Кэндис, видя, что я не продолжаю.

— Когда поняла, что он может быть не только любящим, но и жестоким, — отвечаю я. — Колм по натуре человек был горячий, порывистый, подверженный резким сменам настроения. Кажется, вот он абсолютно счастлив, а в следующую минуту все его добродушие как рукой сняло. Он не умел сносить разочарования, а жизнь, к сожалению, ими полна.

— Она вас обижал? Бил? — В глазах Кэндис не только участие, но и любопытство.

— Когда зол бывал, швырялся чем попало. Иногда в меня. А то и с кулаками бросался.

— Вы кому-нибудь говорили об этом?

Я пожимаю плечами, стряхивая с себя тяжесть воспоминаний и одновременно вопрошая: «А что бы это дало?»

— Даже если б кому-то и пожаловалась, чем мне помог бы этот человек? Колм был моим мужем.

— Значит, вы мирились с его агрессией?

— Я думала, он повзрослеет. Ведь он был всего на несколько лет старше меня. Надеялась, что он научится обуздывать свой гнев, научится доверять мне. Он приходил в бешенство, если кто-то из мужчин просто желал мне доброго дня, и я думала, со временем он поймет, что я всегда буду ему верна, что я не смотрю на других мужчин так, как они, по его мнению, смотрят на меня. К тому же я ошибочно полагала, что он смягчится, когда я сообщу ему, что жду ребенка. Увы, мягче он не стал.

Кэндис ловит каждое мое слово, пронизанное болью.

— Что же произошло? — выдыхает она.

— Я потеряла ребенка, как и вы потеряли своего первого сына, — отвечаю я, не собираясь вдаваться в подробности. — Ребенок родился недоношенным.

Глаза Кэндис застилает серебристая пелена слез.

— Он рассердился на вас за то, что вы потеряли ребенка?

Мое молчание она расценивает как подтверждение своей догадки.

— И вы ушли от него? — спрашивает она. — Именно поэтому вы уехали в Америку? Чтобы быть подальше от него?

— Нет. К несчастью, он погиб. — Я произношу это безразличным тоном, ничего не могу с собой поделать. — Напился однажды ночью на своем рыбацком судне и оступился. Когда обнаружили, что он упал за борт, было поздно. Он утонул.

Кэндис молчит, осмысливая услышанное. А я радуюсь временной передышке.

— Вы оплакивали его гибель? — наконец спрашивает она.

— Я оплакивала смерть ребенка, который мог бы быть у меня, — отвечаю я. — Если бы все сложилось иначе.

— И вы уехали в Америку, чтобы начать новую жизнь.

— Можно сказать и так.

— Но жизнь эта оказалась ужасной?

— Жить в трущобах и трудиться на фабрике было очень… тяжело, — отвечаю я. — После всех тягот, выпавших на мою долю, объявление Мартина показалось мне весьма заманчивым.

— И его постель?

Я ненадолго задумываюсь.

— Иногда Колм бывал нежным, но порой вел себя как грубое животное. Однако я не скучала по мужчине в этом смысле. Я полагала, что однажды снова буду готова к брачным отношениям, и сразу же спросила Мартина, согласен ли он подождать, пока между нами возникнет взаимная привязанность. Он не возражал. Казалось, ему все равно. Он даже не соизволил поинтересоваться, чем вызвана моя просьба.

— Потому что для этого вы не были ему нужны.

— Да. Это так. А потом, когда я почувствовала, что готова отдаться ему, он принял это как должное. Он никогда не целовал меня в губы, никогда не говорил, какая я красивая, по утрам никогда не смотрел на меня так, словно ему не терпится снова заняться тем, чем мы занимались минувшей ночью. Со временем я поняла, что он никогда меня не полюбит. Но для себя решила: мне достаточно того, что у меня есть Кэт; мне не нужна любовь мужчины, если меня любит ребенок.

— Это другое, — возражает Кэндис едва ли не с упреком.

— Да. Конечно. Но по-своему это тоже прекрасно.

Она откидывается на подушки. Видно, что ее любопытство удовлетворено. Вот и слава богу.

Я чувствую, что теперь Кэндис видит во мне скорее сестру, чем соперницу.

Я была достаточно откровенна с ней. Она поняла, что в чем-то наши судьбы схожи, и это сблизило нас.

Я открыла ей о себе не всю правду, но лжи в моих словах не было.

Глава 23

В Тусоне мы живем неделю, потом еще одну. Наши дни похожи один на другой. Утро мы с Кэт проводим в городе. Иногда читаем, иногда решаем головоломки, гуляем или пробуем ноты на пианино, что стоит в вестибюле гостиницы. После обеда навещаем Кэндис.

На первых порах Кэт абсолютно счастлива, ее вполне устраивает наша неспешная повседневная обыденность. Она безмятежна, раскованна, как в ту пору, когда мы жили в Сан-Франциско, и даже изредка радует нас парой слов. Кэндис, слава богу, не вопит от восторга, когда дочь отвечает на ее вопросы голосом, а не кивком.