Сегодня Петров день, любезнейший Афанасий Афанасьевич – Петров день, и я не на охоте! Воображаю себе Вас с [зятем Фета Иваном Петровичем] Борисовым, с Афанасьем [Алифановым], с Снобом, Весной и Донданом на охоте в Полесье… Вот поднимается черныш из куста – трах! закувыркался оземь краснобровый… или удирает вдаль к синеющему лесу, резко дробя крылами – и глядит ему вслед и стрелок и собака… не упадет ли, не свихнется… Нет, чешет, сукин сын, всё далее и далее – закатился за лес – прощай! А я сижу здесь в Содене – пью воду и только вздыхаю! Впрочем, я сегодня ходил по здешним полям – пробовал собаку: оказалась тяжелым пиль-авансом; завтра хотели привести другую: говорят, та гораздо лучше. Посмотрим… но сердце чует, что не заменю я ни Дианки, ни Бубульки [Тургенев 19786, 4: 218][90]
.Через две с лишним недели Тургенев отправляет из Куртавенеля одно из своих самых примечательных охотничьих писем. Фет жаловался на хандру, и его друг отвечает сочувствием и утешает надеждой на скорую тетеревиную охоту:
Молодость прошла – а старость еще не пришла – вот отчего приходится узлом к гузну. Я сам переживаю эту трудную, сумеречную эпоху, эпоху порывов, тем более сильных, что они уже ничем не оправданы – эпоху покоя без отдыха, надежд, похожих на сожаления, и сожалений, похожих на надежды. Потерпим маленько, потерпим еще, милейший Афанасий Афанасьевич, и мы въедем наконец в тихую пристань старости, и явится тогда и возможность старческой деятельности и даже старческих радостей, о которых так красноречиво говорит Марк Туллий Цицерон в своем трактате: «De senectute»[91]
. Еще несколько седин в бороду, еще зубочек или два изо рту вон, еще маленький ревматизмец в поясницу или в ноги – и всё пойдет как по маслу! А пока, дабы время не казалось слишком продолжительным, будемте стрелять:Кстати о тетеревах, я надеялся, что получу от Вас описание Ваших первых охот [1860 года] в Полесье – а Вы только еще собираетесь! Это худо. Уверен, что об эту пору Вы уже загладили свою вину и наохотились вдоволь. А во Франции Бог знает когда наступит время охоты! Здесь у нас стоит настоящая зима, зуб на зуб не попадешь, ежедневные дожди – мерзость! Никто не может сказать, когда начнется и кончится жатва. Впрочем, и что за охота! Вечные куропатки и зайцы! Что же касается до времени моего возвращения на родину, то я, пока, ничего не могу сказать определительного. На днях разрешится вопрос: придется ли мне зиму провести в Париже – или вернусь я к вальдшнепам в Спасское [Тургенев 19786,4: 221].