Туя отстранялась, как могла: опускала руки вниз, разводила их в стороны, надеясь на то, что жуку наскучит необходимость часто подниматься с земли, и он уже оставит её, наконец, в покое. Однако хотя хрущ и хрустел опасно всеми своими членами, но упорно возвращался на полюбившееся ему деревце. Он не хотел упускать случая побыть с ним рядом, не мог себе позволить терять ни дня, ибо, хотя и он, и туя были одинаково молоды, по сути – ровесники, но время тянулось для них совершенно по-разному.
Хрущу исполнилось целых два дня от роду, кипарису89
– всего лишь десять лет. Жук мерил жизнь часами90, а дерево могло позволить себе пустить по ветру столетия91. Вот и вся арифметика.Знай туя про это, возможно она была б куда более благосклонна к майскому жуку. Ведь далеко не каждому дано отложить свою жизнь «на потом» …
Немного погодя
Зеленушка92
удерживала равновесие на зелёных волнах туи, как бывалый моряк. Ухватившись покрепче за ветку, она расслабила крылья, но, казалось, ни за что не воспользуется ими, не опустится до того, чтобы показать свою неготовность противостоять стихии. У зеленушки оказалось довольно проворства, чтобы вовремя склоняться в противоположную течению воздуха сторону, не потворствуя и не переча ему, дабы не вызвать нежелательного, а от того и губительного кружения, с которым вряд ли удастся справиться.До определённого случая93
птице всё сходило с крыл, но лишённая отваги, как поруки94, пустая95 её дерзость не могла долго оставаться безнаказанной. Как только ветер исчерпал все пути, чтобы, потворствуя птичьему безумству, притворно отрицать её потуги, он остановился, дабы отдышаться и начать разбег. Зеленушка, достаточно скоро сообразив, что игры закончились, не мешкая, выпустила тую, и, пока деревце тщилось взлететь, понукаема попутным дуновением, юркнула в мышиную нору. Туда, где, как казалось ей, ветру не достать. И впрямь, сколь ни пытался он выманить беглянку, не выходило никак. Так только – подмёл место подле от прогорклого осеннего сора.Отчаявшись вовсе, ветер то рыдал и выл неумело, то принимался рвать воздух на длинные куски, отчего, рискуя выпростать из земли корни, прогибались даже видавшие виды дубы. Берёза, которая утверждала, что ей не больше двадцати пяти, выглядела на все сто96
, и ветер, озлившись уже совсем, нещадно обличал её надуманну красу, обнажая шиньоны вороньих гнёзд в её волосах и не залеченные дупла, в которых давно поселились белки.Вовлечённый в дурное расположение духа, лес хрустел костями ветвей так, что казалось, будто бы кто недобрый грызёт камни ближней дороги, возвращаясь откуда- нибудь издали, и всё топчется, топчется, да никак не может дойти. Ветер, мрачнея всё боле, пробирал до костей, и чудилось, словно одумалась зима, порешив вернуться … немного погодя.