— Пойдем в дом, Ревекка, — строго велел он, но как только они переступили порог, вся суровость слетела с него как пух одуванчика от порыва ветра. — Бедная моя девочка…
Исаак не дал дочери упасть перед ним на колени, не позволил оправдываться, тем более, первым, что она попыталась спешно сказать, было:
— Прости, отец… Я навлекла позор на наш род. Ты можешь отдать меня на избиение камнями, но я ни о чем не сожалею…
— Глупости говоришь, девочка. Как ты такое могла подумать? Что бы ни произошло, ничто не изменит того, что ты моя дочка, что я не дам тебя обидеть.
— Отец…
Потом они просто сидели в тишине, двое в своем маленьком мире. Рассвет входил в силу, и жечь свечу уже было такой бессмысленной тратой. Но Исаак боялся пошевелиться и спугнуть их хрупкий покой, и только нежно гладил волосы дочери, которая устроила голову у него на коленях, и, казалось, задремала.
Когда свеча догорела, Исаак решился осторожно спросить.
— Дотошный храмовник… Он же не будет теперь для нас проблемой?
— Больше не будет, — чуть слышно сказала Ревекка, еще сильнее зарываясь лицом в его одежды.
У Исаака внутри все похолодело: если эту грань она переступила, то спасти он ее уже не сможет.
— Нет! Что ты! — встрепенулась его красавица.— Я даже была более милосердна к нему, чем он заслуживает. Он не потерял себя, но навсегда забыл меня. Всего лишь!
Исаак не сказал этого вслух, но подумал: «Как же, навсегда. Ворон вороном, но что делать, доченька, если сама ты его не хочешь отпускать».
Исаак, пытаясь успокоить Ревекку, коснулся ее лица, и с удивлением обнаружил, что щеки ее мокрые. Во благо это было или во зло, но храмовник научил Ревекку плакать. И в слезах она была такой беззащитной.
— Что еще, моя девочка? Что еще случилось? Разве теперь не вернулось все на круги своя.
— Да, отец. Все так, — Ревекка крепче обхватила его колени, как будто боялась потерять. — Глупости это. Трусливая слабость. Просто я подумала, что не хочу умирать.
— Действительно глупости! — Исаака даже злость взяла, как такие мысли могли прийти ей в голову. Или же он гневался на нечто вполне близкое. Почти неизбежное.
Ревекка случайно или нет, коснулась рукой своей шеи, а Исаак вспомнил нечто жуткое, случившееся давно уже, так что он предпочел все забыть. Ревекка была совсем маленькой, и он учил ее счету. Пренебрегши ее возрастом, Исаак дал ей слишком сложную задачу. Может, только ради того, чтобы хоть раз столкнуть ее с неизбежными трудностями. Он знал, что Ревекка не справится, и так и случилось. Вот тогда впервые ее сила вышла из-под контроля. По дому словно ураган летал, а тяжелая чернильница едва не угодила непутевому учителю в голову. Едва не случившееся несчастье напугало ребенка. Ураган разом прекратился. Ревекка сбежала, забилась в темный уголок, так, что едва ее удалось вытащить, а потом несколько дней не разговаривала, переживая вину, как бы ни утешал ее Исаак. Беспокоясь, он зашел в ее комнату и увидел нечто странное. У постели ребенка сидела полупрозрачная женщина, смотрела на Ревекку, шептала: «Бедная моя доченька». Но это была не Рахиль, покойная мать Ревекки, это была незнакомка, а на шее у нее был слишком заметный зловещий след. Видение исчезло так быстро, что Исаак и сам решил было, что обманулся, привиделось. И вот, через столько времени, засомневался.
И кто был наивнее, не знавшая жизни Ревекка, которую он, как южную птичку, оберегал от всех возможных бед, или он сам? Вроде и убеленный сединами, а добровольный слепец. Пока Ревекка была юной и нуждалась в нем и ни в ком другом, он не желал видеть, что может случиться дальше. Как говорил отец о таких, как Ревекка, и таких, какой была тетушка Нава, «Они жертва нашего рода, сосуд с грехами. Не вина сосуда, что в него налито, мед или яд, но если он даст трещину, то станет опасен. Так не лучше ли избавиться от ненадежного предмета, чтобы избежать огромной беды». Но Ревекка никак не могла быть бездушным сосудом! Даже без отцовской пристрастности Исаак мог смело назвать ее одной из самых добрых, смелых и чистых душой девушек. И как можно было даже допустить мысль отдать ее на погибель.
Уже невозможно было отмахнуться от того, какая судьба была приготовлена его Ревекке. Петля сжималась. Слухи о происшедшем в Англии распространялись быстрее, чем могли себе позволить путешествовать Исаак с дочерью. И то, что они привезли в Париж с собой христианина, только добавляло подозрений.
Видимо, первую разведку было поручено провести Давиду. Осторожно он расспрашивал, осталась ли невинна Ревекка после многочисленных злоключений, осторожно советовал Исааку подумать о женитьбе — ведь он не настолько стар, и может, как прародитель Иов, во втором браке получить потомство и Божье благословение. Потому, когда Ревекка пропала, Исаак чуть ли не с кулаками накинулся на брата, предполагая, что без суда его дочери уже вынесли приговор. И Давид, защищаясь, прокричал, что скорее это бесстыжая дочь Исаака сбежала со своим любовником.