Приручи ворона (СИ)

— Помогите, — в отчаянии простонала она, понимая, что это конец — никто не поможет. Скользкая лапа на её горле снова стала сжиматься. В глазах потемнело. И вдруг почти рядом, всего в нескольких дюймах блеснул клинок меча в замахе. Чудовище взвыло, и Ревекка оказалась свободна. Она неловко упала на колени, от потрясения почти не почувствовав боли удара.

— Отец не учил, что порядочным женщинам не следует гулять без сопровождения? — проворчал спаситель, продолжая отбиваться от чудовища.

Никогда Ревекка не думала, что будет так рада видеть Бриана де Буагильбера, несносного храмовника. В своей стихии он был ловок и отважен, он был прекрасен как бог. Но он не был богом, не мог отбивать атаки чудовища вечно. А потому не время было любоваться. Она вскочила на ноги, и снова начала заклинание. Теперь, даже если бы с неба среди бела дня начали падать звезды как огненные камни, она бы не отвлеклась. Ведь сдерживал чудовище не бестелесный дух, а живой человек из плоти и крови.

С последними словами заклинания тварь уже не сопротивлялась, не огрызалась, наоборот пыталась отступить, сбежать, став размером не больше крысы. Буагильбер попытался раздавить ее ногой, но тварь оказалась проворнее и, прошмыгнув под подошвой, растворилась в щели стены.

— Что, к дьяволу, это было? — забыв о сане и запрете поминать нечистого, возмутился Буагильбер. В тот же миг, схватив Ревекку в охапку, он резко отшатнулся в сторону. И как раз вовремя! Иначе та оказалась бы облита содержанием ночного горшка. — Совсем ополоумела?! — гневный выкрик уже касался не Ревекки, а наглой женщины, решившей таким образом прогнать нарушителей покоя.

— Вот вам, коты блудливые! Среди бела дня, не стыдясь ни людей, ни Господа!

Из окна выглянула та самая женщина, что несправедливо обзывала Ревекку и, не ведая того, чуть не стала причиной ее гибели.

— Сейчас я поднимусь и укорочу твой язык, злобная мегера, — огрызнулся Буагильбер.

В его голосе не было злобы и желания бежать совершать возмездие над внезапным свидетелем, скорее беспокойство. В его руках был самый ценный приз, которого он мог вот-вот лишиться. Ревекку трясло как в лихорадке, и если бы не поддержка храмовника, она не устояла бы на ногах. От него не укрылась её неестественная бледность, и он подхватил девушку на руки, нервно приговаривая:

— Ревекка! Что с тобой, любовь моя?

Он нес ее куда-то прочь, и она не сопротивлялась. После всего происшедшего его руки были самым надежным, самым теплым укрытием. Ревекка успела бросить взгляд на сердитую хозяйку дома. Лицо той было чистым, и это был самый лучший знак. Все получилось! Хотя бы на время тварь исчезла.

Успокоенная малой, но тяжелой победой, Ревекка ненадолго позволила утомленному разуму немного отдохнуть. Она слышала голоса, слышала возмущение храмовника, которому в чем-то пытались отказать, видела стены дома, который точно не был домом ее дяди. Придя немного в себя, Ревекка поняла, что лежит на кровати, а вокруг суетятся несколько человек. Какая-то женщина прикладывала ей ко лбу смоченную в уксусе тряпицу, а Буагильбер пытался влить ей в рот немного вина.

— Ну что?! Где лекарь?! Уже послали за лекарем? — шумел и возмущался он. Именно это гневное требование заставило Ревекку окончательно очнуться.

— Не надо лекаря, — не узнавая собственного голоса, хрипло прошептала она.

— Прочь! — прикрикнул Буагильбер на остальных глазеющих, готовый пинками выставить их из комнаты. Хозяева подчинились его напору, и вот тогда он приступил к допросу. — Ты в порядке, Ревекка? Что за бес на тебя напал? Откуда взялся?

— Откуда ты взялся? — у Ревекки было столько вопросов, но разум еще был затуманен, чтобы суматошные мысли, от которых начинала болеть голова, призвать к порядку. Так что, внезапно став косноязычной, она только и смогла повторить вопрос внезапного спасителя, а тот не замедлил вывернуть все так, как ему было выгодно:

— Сердцем беду почувствовал.

Он придвинулся совсем близко, так, что если еще не прижимал ее своим телом к ложу, то укрывал им. Ревекка попыталась его оттолкнуть, но рука, запутавшись в тесемке ворота, только распустила его, и Буагильбер посчитал это знаком действовать напористее. Он притянул ее к себе, касаясь губами ее губ и настойчиво требуя ответного поцелуя. Следовало возмутиться и охладить его пыл, но прошлые обиды вдруг как-то сами собой отступили. Она пыталась подкрепить гнев воспоминанием о пылающем замке и грубом ответе на просьбу спасти отца. Но память, предательница, подсовывала другую картину: узкий парижский переулок и спасительный взмах меча, а после — надежные руки, не дающие упасть в грязь…

Она не верила в слова Буагильбера о судьбе. Скорее, дело было в упрямстве храмовника, его желании захватить сложную добычу. Отказ Ревекки превратил его похоть в одержимость, которую он путал с любовью, потому что никогда не знал иной любви. Ревекка не собиралась уступать, но в тот миг ей так захотелось обмануть собственное предназначение и хоть раз в жизни почувствовать себя любимой, как может быть любима жена, а не дочь…