Пришедший из моря - и да в море вернется (СИ)

Орфео вернулся, показав людям столько рыбы, сколько они не видели за всю жизнь. Он держал в руке пирамиду на длинной цепи, что дали ему разумные амфибии, пришедшие на крошечный африканский остров. И, повинуясь движениям пирамиды, в сети потерявших надежду жителей шла рыба, а из глубин поднималось загадочное золото из моря. Дагон, сказал Орфео, может дать вам столько рыбы и золота, сколько пожелает ваша душа, лишь отрекитесь от той ереси, которой вы молитесь, и восхваляйте морского бога.

Имбока сдалась быстро. Большинство её жителей не видели ничего дурного в том, чтобы молиться, называя другое имя. Дагон требовал жертв и давал взамен пищу и золото. Среди немногих, кто пытался сопротивляться новой вере, была и та девица – теперь уже, спустя почти четверть века, замужняя женщина, мать. Её мужа сбросили в колодец одним из первых, а с нее содрали кожу. Её сына, кстати, постигла та же участь – если ты помнишь того грязного старика, что помогал тебе бежать из Имбоки. Так Орфео привел на побережье Испании морского бога.

Имбока всегда стояла обособленно. В мире веяло новой войной, а здесь вылавливали золото и снова в огромных объемах торговали рыбой. Словно золотая пирамида в руке Орфео стягивала в Имбоку рыбу со всего мира. Вернувшись из своего путешествия в Африку, он стал фанатичным приверженцем Дагона. Он был первым в нашем роду, кто видел Й’хантлеи, циклопический город на глубине. Дагон был доволен капитаном Камбарро, и тот носил ритуальный нож вплоть до того момента, когда пришло время уйти в море. Орфео был хорошим жрецом. Он верил искренне, не ища для себя никакой выгоды, его не интересовало золото как объект продажи. Ему нужны были лишь знания, он искал способы приблизиться к своему богу. Думаю, даже в Й’хантлеи он не оставил своих занятий, - мы никогда не общались настолько тесно, чтобы я мог знать это наверняка. Хотя я неоднократно опускался в море… Орфео не стеснялся заявлять, что Ксавьер однажды погубит род Камбарро. Возможно, он и имел какие-то способности к предвидению.

Орфео ушел в море, оставив Имбоку такой, какой он хотел её видеть. Вся деревня молилась Дагону. Теперь нож и амулет, ту золотую пирамиду, взял мой отец. Хосе Камбарро был тенью Орфео. Он был рожден от женщины, привезенной из того загадочного путешествия, в котором Орфео пропал для мира на пятнадцать лет. В жилах моего отца текла кровь морского племени, и всё же он не имел того фанатизма. Думаю, просто нужно было кем-то заполнить брешь во времени между Орфео и мной.

Я тоже верил в Дагона. Мы все здесь верим в Дагона, потому что он дает нам пищу. Он – золото из моря. Потом пришла моя очередь. К тому моменту, когда я стал жрецом Дагона, я уже обладал некоторыми полезными навыками, в частности, умел изменять погоду, вызывая шторм и прибивая к берегу Имбоки оказавшиеся поблизости суда. Это же случилось и с вашей яхтой. Я чувствовал недовольство нашего бога. Я не был настолько слепо предан ему, я пользовался иными силами, но именно Ксавьер Камбарро сбросил в колодец в первый год больше жертв, чем отец за десять лет. При мне серые камни колодца пропитались кровью.

- И всё же ты потерял доверие своего бога.

- Дагон не всесилен. Он безумно древний, он пришел со звезд ещё в те времена, когда земля только начинала остывать. Но есть и другие миры, другие сферы, в которых правят куда более могущественные боги. А я привык ценить знания и использовать их для собственного блага. Разумеется, тропу сюда, к Порогу, я открыл куда позже. Дагон отвернулся от меня, когда я начал сбрасывать в колодец жителей Имбоки, людей, которые верили в Дагона, но не успели связать свою кровь с Глубоководными, заведя совместных детей. Говорят, я сводил личные счеты. Возможно и так, не знаю… Гораздо интереснее то, что твоя мать, Пабло, была на одном из кораблей, прибитых к берегу. Обычно я не видел никого из жертв до самой церемонии праздника, мне это было не нужно. Орфео нравилось наблюдать за мучениями, Ухии нравится… мне не нравилось никогда. Мне был интересен сам факт смерти нужного объекта. А тут… возможно, я увидел в ней женщину, способную родить здорового ребенка. Из всех моих детей выжила лишь Ухия, все остальные умирали, не успев дожить до возраста первой клятвы. Не знаю, почему так происходило. До твоей матери у меня было четыре жены, но дети не задерживались в этом мире. В конце концов я смирился с тем, что нож однажды возьмет Ухия. Не то чтобы я был против, всё же мою дочь воспитывали в вере Глубоководных, она молится Дагону столь же искренне, как в свое время её прадед.

- И поэтому, когда она отказалась идти за тобой, ты вышвырнул её разум из тела, так?