Сияние в комнате потеряло сочность, стало темно. Гриша Суходолов пошел налаживать пробки. Вера Ивановна вдруг оборвала свой крик на самой вершине, встала, лунатически ощупывая воздух, и покинула квартиру, она не задержалась на крыльце и проследовала вдоль штакетника, наверно, к себе домой.
- Ваша фамилия? - задал по форме вопрос Ольшанский и начальственно кашлянул. Он обращался так к вновь прибывшему. Незнакомец, однако, смолчал, он сидел в позе, весьма усталой, отвалясь на спинку дивана. Ольшанскому во всяком случае так представилось, что незнакомец устал, - темнота мешала рассмотреть подробности. Гриша уронил в прихожей табуретку.
- Сидор Иванович, фонарь-то у тебя хотя бы есть?
- Хотя бы есть. На вешалке, сверху лежит. Пошарь там. Нашел?"
- Нашел. Тут запеклось все, жучки ставить буду.
- Ставь жучки. Может, сто грамм с дороги, а? - Ненашев стукнул ногтем по фужеру. - Я говорю, сто грамм, а?
- Это Вы мне? - встрепенулся Ольшанский и громко ударился локтем о стол. - Мне, что ли?
- Нет, не тебе.
- Так кому же? Как его фамилия, кстати?
- Тебе для протокола?
- Мажет, и для протокола!
- Ты сиди себе, посиживай, парень!
Слышно было, как председатель налил себе в рюмку, выпил и закусил огурцом, как переступил ногами, потом обратился к незнакомцу, сидевшему на диване:
- Что-то не заладилось у тебя, Федор Федорович: люстру вон, понимаешь, измахратил! Сам-то ничего, здоровье-то как? Молчишь. Ну, передохни малость, докучать тебе я пока не буду, а вот вопросы к тебе есть. Много вопросов есть к тебе.
2
Гриша Суходолов наладил жучки и дал свет. Трое, исключая незнакомца, перебрались на кухню. Ненашев поставил чайник на плитку и предложил доедать холодные уже пельмени. Бухгалтер стаскал со стола кое-какую закуску. Однако ни есть, ни пить не хотелось. Председатель крикнул в горницу, подмигнув присутствующим заговорщицки (вы, дескать, помалкивайте):
- Просим к нашему шалашу хлебать лапшу. Пришелец довольно продолжительное время анализировал председательскую реплику, коробка на его голове поскрипывала и пощелкивала, потом он наконец отозвался:
- Я здесь посижу.
- Мы тебя отсюда и не услышим как следует.
- Услышите.
- Ну хорошо. Нелишне было бы и посмотреть на тебя. Как здоровье-то? Наш климат не всякому в масть.
- Резко континентальный климат, - пояснил с готовностью Гриша Суходолов. - Перепады давления у нас большие, да влажность еще. Перепады температур тоже имеются
- У меня тесть мучается, - сказал Ольшанский совсем ни к месту. Врачи велят ему в степную зону перебраться. Председатель сказал шепотом, клоня голову к плечу:
- Не в форме он сегодня. Вы ешьте.
- Ваш тесть, - раздельно произнес неизвестный, - алкогольными напитками злоупотребляет, климат тут ни при чем.
Гриша Суходолов после этих слов засмеялся и для пущей убедительности повертел у виска пальцем: вот так, товарищи дорогие, глупых-то учат!
- Я бы на вашем месте избегал такой категоричности: мой тесть довольно культурен и интеллигентен, если хотите знать.
- Под одеялом, поди, хлещет, - Гриша махнул рукой в сторону следователя - ты безнадежен! - и опять засмеялся дробным злым смехом.
Наступило молчание, оно нервировало и томило. Следователь Ольшанский жевал спичку, не решаясь почему-то закурить. Ненашев смотрел в темный дверной проем горницы и хмурился, лишь бухгалтер размеренно, как машина, жевал холодные пельмени.
- Иваныч! Кто это тебе рубаху испортил так? Хорошая была рубаха.
Ненашев осмотрел себя, прижимая подбородок к груди, хотел было удивиться новому обстоятельству, но не успел: пришелец Федя задал вопрос, ради которого, наверно, и явился:
- Что есть бог?
Следователь Ольшанский вздрогнул и уронил вилку на пол, но сориентировался, как давеча, раньше всех:
- Если бога нет, то его надо было выдумать. - Фраза была школьная, она лежала в памяти где-то совсем близко и возникла по надобности вроде бы сама собой. На первый случай здесь и кончались познания Ольшанского в этой области. Он добавил следующее: - Религия - опиум для народа.