Выполнив свой долг, он продолжал со скучающим видом стоять у двери в то время, как женщины обменивались прощальными словами. Я стоял рядом и внезапно ощутил непреодолимое желание сказать ему, чтобы он поскорее возвращался в дом. Ученый его калибра не должен торчать без нужды в ярко освещенном дверном проеме, представляя собой превосходную цель для снайперов, целый полк которых мог укрыться за стволами кедров. Возможно, мои опасения были беспочвенными, но появление Тины и Лориса заставило мой мозг работать в этом направлении. Конечно, люди Мака не представляли угрозы Амосу, однако само их присутствие означало надвигающуюся опасность.
— Я очень рада, что вы пришли, — сказала Фрэн, — но покидаете вы нас слишком рано. Желаю удачной поездки, Мэтт.
— И тебе того же, Фрэн, — сказала моя супруга.
— Спасибо, мы еще увидимся до нашего отъезда.
— Надеюсь. Я сама не своя от зависти, — сказала Бет. — Спокойной ночи.
Дарреллы возвратились в дом, с ними ничего не произошло, а мы с Бет не спеша двинулись к ее огромному темно-бордовому «стейшн-вэгону», блестевшему в темноте на все четыре тысячи долларов, которые мы за него уплатили.
— Куда они собрались? — спросил я.
— В Вашингтон на следующей неделе, — ответила Бет. — Я думала, ты знаешь.
— Амос был в Вашингтоне всего два месяца назад.
— Да, но ему удалось сделать какое-то важное открытие, и он едет для специального доклада. Фрэн отправляется с ним, они навестят ее родителей в Виргинии и заедут в Нью-Йорк, чтобы немного развлечься.
В ее голосе звучала легкая грусть. Настоящая цивилизация для нее по-прежнему заканчивалась где-то далеко к востоку от Миссисипи. Попадая в Нью-Йорк, она неизменно испытывала огромное наслаждение, хотя у меня этот город не вызывал ничего, кроме ярко выраженной клаустрофобии.
— Если все пойдет нормально, — сказал я, — зимой мы тоже прогуляемся по Нью-Йорку. А сейчас давай немного покатаемся. Миссис Гарсия уже уложит детей к тому времени, как мы вернемся.
Я не хотел возвращаться домой. Перед глазами у меня стояла Тина, подававшая мне сигнал готовности. От меня требовали, чтобы я был дома. И один — в своем кабинете или другом месте, где со мной можно будет войти в контакт. Но я не желал контакта с прошлым.
Выехав из города, я погнал хромированного монстра в горы, где рассчитывал расслабиться, забыть о Тине, о ее внезапном появлении. Но прошлое не желало ослаблять хватки. Из глубин памяти перед моим мысленным взором возник большой черный «мерседес», который я украл на окраине Левенштадта, — это задание я получил уже после того, как распрощался с Тиной и потерял ее след. Я мчался на «мерсе» с бешеной скоростью, — наверное, поэтому и возникла сейчас эта ассоциация — и, когда взглянул на спидометр, стрелка стояла на отметке 180 километров, что в переводе на мили составляет больше ста. Машина шла изумительно плавно, передачи переключались бесшумно и мягко, словно шестерни покрывал бархат, и мне казалось, что я не еду, а плыву в облаках.
И хотя я пришел в ужас от сумасшедшей скорости на грунтовой дороге, впредь меня величали не иначе, как адским водителем, и при последующих операциях за баранку сажали только меня. После войны я никогда не встречал своих пассажиров и не горел желанием увидеть их вновь. Думаю, большинство из них тоже не испытывало ко мне нежных чувств, но пока мы работали одной командой, дело спорилось.
Мы никогда не сбивались с графика и расставляли снайперов в оговоренных местах точно по времени. Мак не позволял нам работать вместе подолгу. Одно-два задания — и он перетасовывал группы или посылал людей на одиночные задания. У людей — даже таких, какими были мы, — могут проявляться со временем не только ненависть, но и взаимные симпатии. Кто мог гарантировать, что вопреки строжайшему приказу какой-нибудь сентиментальный недоумок не пожелает бросить на верную смерть в тылу врага своего товарища, позволившего всадить в себя пулю или сломать ногу. Мак не мог подвергать опасности всю операцию из-за подобных пустяков.
Я вспомнил, как однажды мне пришлось решать похожую проблему в маленьком отряде, которым я командовал. Я решил ее так, как предписывала инструкция, ведь не станешь на вражеской территории рыдать над тяжелораненым, как бы дорог тебе он ни был. Правда, весь обратный путь я непрерывно оглядывался, не уверенный в одобрении других членов группы. Впрочем, я всегда оглядываюсь…
— Мэтт, — негромко спросила меня жена, — Мэтт, что с тобой?
Я тряхнул головой и, повернув руль, повел машину по грунтовой дороге, которая на вершине холма соединялась с шоссе. «Стейшн-вэгон» по всем параметрам уступал «мерседесу». Длинная машина неистово вихляла, я практически потерял контроль над рулем и тормозами. Из-под колес веером вылетала галька. Наконец машину развернуло, и она встала среди сосен.
Бет вздохнула и, приподняв руку, поправила прическу.
— Извини, — сказал я, — наверное, на меня действует мартини. Машина вроде не пострадала.