<ЛЕНКА86>
– Лена. Ле-ен! – звал веселый баритон. – Ленка, ну ты чего сбежала-то, как от огня? «Графиня изменившимся лицом бежит пруду»?
Ленка «изменившимся лицом» сидела на сухой прохладной земле между старой яблоней и кустом жасмина. Она плакала, растирая злые слезы по широкому конопатому лицу. О, как же она терпеть не могла свое лицо – толстые щеки, маленькие голубые глаза в белесых ресницах, длинный нос.
Назовите все это безобразие дурацким именем «Лена Дюка», а потом идите в мужской корпус, притворяясь, что вам нужно обсудить меню на следующую неделю. Но на самом деле, конечно, в надежде лишний раз наткнуться на Павлика. С широкой улыбкой выходите из-за угла и, уронив папку на тесемках, открывайте рот и смотрите, как Павлик жадно, закрыв глаза и постанывая, целует Маринку. Как его смуглые, красивые, такие сильные руки мнут Маринкину задницу сквозь рабочие штаны. Потом издайте полузадушенный крик, подождите, пока оба повернутся – Маринка с выражением брезгливого удивления на хорошеньком лице, машите руками посильнее и бегите, бегите, прячьтесь в куст, в пыль, в… Лена понюхала руку и зарыдала еще горше. Да, да, свиное дерьмо.
В селе Федоровка жители уважали свиноводство, с удовольствием разводили хрюшек, а племенной хряк Иван Иваныч и вовсе был всеобщим любимцем, бродил где хотел и часто встречался у сельпо, где у многочисленной сборной местных алкоголиков считалось хорошей приметой купить «Ванечке булочку к чаю». Белый хлеб хряк любил до умопомрачения, и именно им его вечером заманивала обратно домой хозяйка Галя, черноглазая красавица лет пятидесяти.
– Паш, ну пойдем, ладно тебе, – скучным голосом позвала Маринка. – Вот я еще весь свой перерыв не тратила на поиски Дюдюки. Чего ты-то за ней кинулся?
Лена покривилась. Года два назад по телевизору показали мультик про тигренка и Дюдюку, и ее жизнь уже на следующий день расцвела новыми красками – при этом каждый, кто ее так дразнил, радовался своей оригинальности. Школа кончилась, казалось, что в институте будет легче. Но с первого же семинара и переклички Дюка снова стала Дюдюкой.
– Она – мой друг, – сказал Павлик. – Хорошая девчонка. Не такая, как другие. Ну, Марин, чего ты хмуришься-то? С ней дружить хорошо. А с тобой – все остальное.
– Она-то с тобой именно остального и хочет, – усмехнулась Марина. – Я ее глаза видела, когда она убегала.
– Не, ерунда, – сказал Павлик. – Ленка просто очень правильная, ну, знаешь, не давай поцелуя без любви, такая. Это она меня сюда, в стройотряд, уговорила – я вообще в поход собирался с нашими, из политеха. Ленка сказала – нельзя на Алтае прохлаждаться, когда в стране трагедия. И правда – как в стороне-то остаться? В ликвидаторы я по возрасту не прошел, ну, хоть поселок для эвакуированных построим. Тебя вот встретил…
Маринка игриво рассмеялась, смех заглушился поцелуем. Лена сидела, скорчившись, рассматривая полосы дерьма на своей ноге и руке.
– Надеюсь, к ужину Дюдюка найдется, – сказал удаляющийся голос Марины. – Она же на этой неделе главная поварешка, а я голодная сегодня – ужас.
Ленка вылезла из-за куста, как только они ушли. Под яблоней сидел Иван Иваныч и, склонив вислоухую голову, задумчиво рассматривал зеленое недозрелое яблочко на траве. Увидев Лену, приветливо хрюкнул.
– Засранец, – с досадой сказала она. – Вот зарежут тебя, будешь знать.
И пошла купаться на речку, в плохое место со скользким берегом, куда местные никогда не ходили. До ужина время было, и она еще с обеда начистила два ведра картошки, залила водой и в тенек поставила. Рагу сделать успеет.
Отмыться бы – и от дерьма, и от противной гнетущей боли, застывшей внутри, как слой жира на посуде.
Ленка шла, а перед глазами у нее все стояли крепкие руки Павлика, сжимающие Маринкину круглую задницу. И стыдная мысль все билась в голове – вот бы ощутить его руки на своей…