Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали

Это могла бы быть всего-навсего скучная заметка на полях римской истории – просто очередной переходный момент – но я бы не писала о нём, если бы здесь не крылось нечто большее. Трагическая кончина Марцелла породила слух о том, что скромная и милая жена Августа Ливия – вовсе не тихая и послушная маленькая женщина, а хладнокровная амбициозная стерва, убившая Марцелла, потому что он был популярнее её скучного сына. Со временем эти слухи только усилились из-за целой серии печальных и скоропостижных смертей членов рода Юлиев. В результате в древних источниках Ливия предстаёт настоящей серийной убийцей. Если верить римским авторам, Ливия убила не только Марцелла, но и внуков Августа Гая и Луция, самого Августа и ещё одного его внука, Агриппу Постума. Её также обвиняли в попытках убить Агриппину Старшую (внучку Августа) и её детей, а также в участии в убийстве Германика, своего родного внука. В сумме пять убийств и соучастие в шестом.

Если верить этим наветам, Ливия пользовалась услугами каких-то «отравительниц» (veneficae); а в главном источнике по истории данного периода, труде Тацита, сказано, что её излюбленным оружием было «коварство» – по сравнению с этим даже veneficae звучит предельно конкретно. Книги Тацита – крайне занятный источник информации о женщинах времён Юлиев-Клавдиев, потому что Тацит ненавидел женщин так, как большинство людей ненавидит ос. Он был готов поверить в любые слухи о злокозненных деяниях или планах женщин и с удовольствием пересказывал эти домыслы. При этом он был крайне осмотрительным человеком и по-настоящему талантливым писателем, поэтому в его сочинениях обвинения скрываются за многочисленными намёками и словосочетаниями вроде «тёмные происки Ливии», «козни мачехи» и «женская безудержность»[205] – в общем, он сделал всё, чтобы не кричать посреди улицы «Убийца!!!», но добиться того же эффекта. Забавно, что ни один из римских авторов не относится к Ливии столь неприязненно, как Тацит – это обличает его оголтелую мизогинию. К примеру, биограф Светоний, обыкновенно склонный пересказывать все известные ему сплетни для полноты картины, вообще не сообщает о каких-либо подозрениях в отношении Ливии в связи со смертью Марцелла. Историк Дион Кассий, живший гораздо позднее, признаёт, что такие слухи ходили, но объявляет их совершенно безосновательными. Веллей Патеркул, историк времён Тиберия, о слухах не пишет – впрочем, это можно объяснить тем, что он работал в правление сына Ливии, льстил ему при любой возможности и поэтому вообще не заслуживает доверия[206]. Тацит же попался на эту удочку. Он искусно изображает Ливию коварной и хладнокровной серийной убийцей, которая готова пойти на всё ради себя самой и своего бездарного сына Тиберия. При помощи одной строчки, вложенной в уста неназванных людей, он выносит ей исторический приговор – «матери, опасной для государства, дурной мачехе для семьи Цезарей»[207]. Его Ливия – чудовище, разрушительница семей и всего римского мира. Этот образ идёт вразрез со всеми остальными источниками римской эпохи, но весь мир поверил Тациту – настолько хороша его проза.