Марк Клавдий Марцелл был сыном Гая Клавдия Марцелла и Октавии Младшей. Октавия была единственной сестрой Августа, а Марцелл – её единственным сыном. У самого Августа не было биологических детей мужского пола; можно сказать, что Марцелл заменял ему сына, и поэтому все с ним сентиментальничали. С Тиберием, пасынком Августа, они были одного возраста, но Марцелл не слыл неуклюжим олухом и поэтому пользовался гораздо большей популярностью. В его юных жилах текла кровь Юлиев, родственников божественного Юлия Цезаря, потомков троянца Энея и самой богини Венеры. Когда ему было лет шестнадцать, добрый дядя Август начал готовить его к роли правителя Римской империи.
Император уже смирился с тем, что родных сыновей у него не будет, и женил шестнадцатилетнего племянника на своей родной тринадцатилетней дочери Юлии. Марцелл стал его зятем, родственные связи между двумя мужчинами укрепились (до Юлии никому не было дела, потому что она была девушкой). Затем Август три года знакомил Марцелла с армией, после чего наделил его официальными полномочиями, которые явно не полагались девятнадцатилетнему молодому человеку. Август отобрал их у республиканских магистратов, чтобы передать своему наследнику. Постепенно он превращал Марцелла в преемника, готового твёрдо встать у кормила власти в качестве нового принцепса, первого гражданина восстановленной Римской республики. Он сделал из Марцелла надежду на великое будущее своего Рима. А потом Марцелл умер в Байях, в своей постели.Для любой другой семьи это была бы трагедия. Для биологической матери Марцелла его смерть в самом деле стала трагедией: она без конца оплакивала его, своего единственного сына, подававшего столько надежд. Но Марцелл не был членом «любой другой» семьи, он был из семьи Юлиев-Клавдиев, впоследствии вошедшей в историю как первая римская императорская династия. После его смерти на эту семью, в частности, на тех, кто её возглавлял, стали смотреть принципиально иначе. Для Августа и его жены Ливии кончина Марцелла ознаменовала поворотный момент в римской политике. Марцелл был не просто потенциальным наследником, он мог унаследовать всю империю, а потому его смерть в столь юном возрасте от лихорадки, пощадившей многих – даже его болезненного дядю! – стала не просто трагедией, а весьма подозрительной трагедией.
Как мы помним из истории с Германиком, подозрительные трагедии побуждали римский народ задаться вопросом «cui bono?[204]» и косо взглянуть на коварную мачеху. В лице Марцелла римляне впервые потеряли молодого принца. После его смерти они впервые заподозрили в убийстве Ливию.Смерть Марцелла потрясла многих людей, и это потрясение завершило трансформацию семьи Юлиев-Клавдиев: из богатого аристократического рода с хорошей родословной, мечами и огромной политической властью – таких родов в истории Рима было много – они превратились в римскую монаршую семью. Марцелл стал публичной фигурой в тот самый день, когда он впервые вышел из дома в крохотной toga virilis. Он принадлежал сенату и римскому народу так же, как и собственной семье, потому что семьёй для него был Август, а Август управлял сенатом, и римским народом. И когда неведомая болезнь унесла жизнь Марцелла, осиротел весь Рим. Август этому только способствовал. Он устроил для Марцелла – формально всего лишь девятнадцатилетнего магистрата средней руки – пышные государственные похороны, которых тот не заслужил. Марцелл стал первым человеком, чей прах упокоился в возведённом в центре города мавзолее Августа. Несколько других сооружений назвали в его честь. В отличие от смерти любого другого девятнадцатилетнего магистрата, смерть племянника Августа стала событием для всего Рима. Если сама республика умерла вместе с Юлием Цезарем, миф о её восстановлении умер вместе с Марцеллом. Всем стало ясно, что Римом правит монаршая семья.