Из-за этих историй создаётся впечатление, что римские отцы убивали своих детей направо и налево, а сограждане горячо одобряли их воспитательные методы.
Откройте любую книгу о римской семье или о римлянах вообще, и вы неизбежно найдёте в ней хотя бы пару фраз о patria potestas[74] и о том, как римские отцы могли безнаказанно расправляться с детьми. Я только что заглянула в книжку о римлянах из серии «Ужасные истории», и на странице 62 там написано: «римский отец обладал правом казнить и миловать своих детей». Это один из тех «фактов» о Древнем Риме, от которых никуда не денешься – вроде истории о Калигуле, сделавшем своего коня консулом (этот анекдот вызывает у меня приступы неконтролируемой ярости) или о Нероне, игравшем на скрипке, пока Рим горел (этот я терплю только потому, что он породил неплохую шутку: в 1990-х немецкая компания Nero выпустила программу для нарезания компакт-дисков и назвала её Nero Burning ROM[75], меня это смешило каждый раз, когда я перезаписывала диски[76]). Профессиональные историки строили научные карьеры и не спали ночами, пытаясь понять, мог ли римский отец безнаказанно убить своего ребёнка, и они пришли к выводу, к которому могли прийти и Вы, если читали внимательно и заглядывали в примечания. Все эти истории, изображающие отцов-убийц славными героями, для которых родина значила больше, чем родные дети – всего лишь легенды. Они все возникли в начале или в середине республиканского периода, за столетия до того, как были созданы дошедшие до нас источники. Мы знаем о них от Ливия, писавшего свою славную историю, чтобы порадовать Августа, или от Валерия Максима, собравшего вырванные из контекста анекдоты, чтобы порадовать Тиберия, или от Дионисия Галикарнасского, который тоже писал историю, чтобы порадовать Августа. Все эти источники созданы в период становления императорского, то есть монархического, режима, в угоду монархам, власть которых базировалась на представлении о том, что они являются «отцами отечества» (pater patriae) и правят империей как великодушные граждане, а не цари. Однозначно не как цари. Просто как добрые отцы. Любящие своих детей-сенаторов. И имеющие право убить их в любой момент.В реальном мире настоящие римские отцы, растившие настоящих детей – сопливых и грязных, учившихся ходить и говорить mater и pater[77]
, мягких, беззащитных, словно сердце, вырванное из груди родителя – не устраивали судилищ и не закалывали дочерей или сыновей ради блага отечества. Потому что в реальном мире люди не похожи на патриотичных героев, и даже римляне сочли бы своего знакомого психопатом, если бы он поступил как Вергиний. Когда император Август выслал свою дочь из Рима за распутный образ жизни и осквернение ростры, римский народ упрашивал его проявить милость и позволить ей вернуться домой. Римлянам казалось, что он поступил с ней очень жестоко. Он сослал её на маленький остров в Тирренском море, устроив ей что-то вроде пожизненного детокса. Представьте, что бы они чувствовали, если бы он её казнил. В реальном мире родители, убивавшие детей, руководствовались дурацкими эгоистическими мотивами и считались не героями, а чудовищами.В тех случаях, когда своих детей убивали не мифические, а вполне исторические отцы, римляне воспринимали это в штыки, почти как мы. Существует стереотип, что в римском мире люди не любили своих детей и не переживали по поводу их смерти, но это полная чушь. Любовь родителей к детям и детей к родителям – это самая естественная, основополагающая любовь, первый закон природы. Нарушение его родителями – нечто столь же вопиющее, как и отцеубийство. Только худшие из худших убивали своих детей, особенно уже взрослых. Катилина – суперзлодей времён поздней республики, которого, как вы помните, обрёк на смерть Цицерон – нарывался на неприятности ещё до того, как составил заговор с целью свержения сената. Его судили – и оправдали – по обвинению в сожительстве с весталкой, что само по себе было очень плохо. А потом в его жизни произошла серия трагических событий: сначала умерла его жена, вслед за ней – их сын-подросток, а затем он женился на красивой, но непопулярной женщине по имени Аврелия Орестилла. Ходили слухи, что он сделал предложение Аврелии ещё при жизни сына, однако она ему отказала. Якобы она заявила, что пасынок ей не нужен. Поэтому Катилина отравил родного сына и, по выражению Валерия Максима, «вместо подарков новобрачной своей принёс сиротство своё»[78]
. И Саллюстий, и Аппиан признают этот страшный поступок Катилины безумным, а Цицерон, не ограничивавшийся одним словом, когда можно было использовать восемнадцать, вещал: