Присягнувшая Черепу

Однако ни того ни другого мы почти не увидели. Наят выбрала ему в противники мужчину еще выше себя ростом – покрытого шрамами, с переломанным носом, с тяжелыми вислыми плечами и бледной кожей нишанца или бреатанца. Тот взревел, выбежал на ринг, раскинул руки, поиграл мышцами и принялся лупить кулаками по воздуху, прогнав полдюжины основных ударов. Здоровенный и быстрый, но неуклюжий. Принимая крюк снизу, он не догадывался прижать подбородок к груди, а длинный прямой – грозный с виду, таким амбарную дверь выносить – его самого выбивал из равновесия. Такие крупные мужчины склонны забывать о мелочах. Привыкают иметь дело с людьми, у которых руки коротки до них дотянуться или, если и дотянутся, не хватает сил толком ударить.

Рук был не из таких.

Он, свободно свесив руки, двинулся вперед. Повернул голову, как бы соразмеряя расстояние, и шагнул под удар великана. Светловолосый зверюга ухватил наживку: взревел и взбил воздух мясистым кулаком, пошатнулся, когда выпад не нашел цели, и напоролся на кулак – Рук стремительно и умело ударил снизу в челюсть, вложив в движение силу распрямившихся ног и корпуса. Великан отступил на полшага, повел рукой, словно искал поддержки друга или опоры. Чего бы ни искал, не нашел, еще мгновение, оглушенный, продержался на ногах и опрокинулся на земляной пол.

Рук посмотрел на него, пожал плечами и занялся своими костяшками: сгибал и разгибал пальцы, проверяя, как они действуют. Толпа, с началом схватки разразившаяся воплями и воем, после падения светловолосого разом смолкла, а потом, сообразив, что забаве конец, взорвалась. Половина проклинала тупость великана, другая обратила ярость против Рука, которому не было до них дела. Рядом со мной кто-то с криком «Сговор! Сговор!» запустил на ринг свою кружку.

В круг выбежали друзья светловолосого. Один попытался усадить бойца, другой заметался, испепеляя взглядом Рука и переругиваясь с крикунами в толпе. Следом за ними на ринг выступила Наят. Она с весьма недовольным видом подняла руку, призывая к тишине.

Большой зал затихал медленно и неохотно. Кто-то еще долго и визгливо требовал повторить бой или вернуть проигранную ставку, однако Наят дождалась, когда замолчат и эти.

– Похоже, – обратилась она к Руку, – я напрасно за тебя волновалась.

– Ты не представляешь, как согрела мне душу твоя забота, – улыбнулся он.

Наят нахмурилась:

– Может, стоило все же приплатить тебе за проигрыш. Или хотя бы за затягивание боя. Твоими стараниями у меня полон дом глубоко неудовлетворенных клиентов.

– Я подрядился драться, а не удовлетворять.

– А я надеялась, одно другому не помеха.

– Я тоже много на что надеюсь.

– Правда? – подняла бровь Наят.

Победитель, похоже, задумался над ее вопросом и покачал головой.

– Нет, пожалуй, неправда. – Он обвел глазами набитый людьми зал. – Хочешь, еще с кем-нибудь подерусь?

– Ты не откажешься? – Наят обхватила его за плечи толстой рукой (рядом с ней Рук выглядел совсем маленьким). – Ради меня?

Рук тряхнул головой, но высвободиться из объятий не пытался.

– Нет. Ради десяти солнц.

Толпа ответила на его предложение буйными криками восторга. Те клиенты, кому не досталось места на скамьях-ступенях, взбирались на столы – чтобы лучше видеть или просто от воодушевления. Толпа за спиной уплотнилась, подалась вперед, и меня накрыла непривычная паника.

Рашшамбар – воздушная, легкая, просторная крепость, где женщина, даже уходя к богу, видит горные дали под огромным небом. А вот детство мое прошло в тесноте и духоте. Мне помнились дощатые лачуги, жавшиеся друг к другу, словно без опоры на соседнюю халупу свалились бы с подгнивших свай. Когда возвратившийся из гавани отец хлопал дверью, в нашей конурке некуда было деться, негде спрятаться. А если мне и удавалось сбежать, проскочив под его нетвердой спьяну рукой, я попадала в тесное сплетение проток, шатких мостков и настилов между причалами и хлипкими постройками, в гущу провонявших рыбой челнов, с которых соседи острожили рыбу.

«Ярость Ришиниры» стояла далеко от Домбанга, но неотступное давление человеческих тел, запах множества зажатых стенами людей, чувство, что негде укрыться от духоты и злобы, – все это напомнило мне дом. Первую родину, пока Рашшамбар не стал второй. Я бы шарахнулась, развернулась, с боем прорвалась на волю, если бы не плотная стена напиравших к рингу людей. Меня пробил пот. Скрипнув зубами, я снова развернулась к происходящему внизу.

И сразу увидела, что Рук, не шевельнув и пальцем, загнал Наят в угол. Те, кто расселся на скамьях, не за то отдали добрые монетки, чтобы зрелище закончилось в четыре удара сердца. Даже поставившие на Рука и выигравшие были разочарованы, а уж проигравшие во всю глотку требовали возможности отыграться. До побоища пока не дошло, но по напрягшейся спине и плечам Наят я видела: она не хуже меня сознает опасность, слышит тонкий, едва уловимый ухом голос приближающегося кровопролития.

Она снова подняла руку, требуя тишины. В этот раз ждать пришлось дольше, и наступившее молчание подтачивали шепотки и ропот.