Присягнувшая Черепу

Я, привычно готовясь к бою, тихонько коснулась пальцем пристегнутых к бедрам ножей. Пусть я не умею танцевать, но сейчас и не время для танцев. Ленивый ветерок, долетевший с севера, принес густой сладковатый запах падали. Где-то недалеко были трупы, уже разлагающиеся на тропической жаре. Я ощутила в воздухе тихое, неумолимое величие моего бога, и сердце распахнулось ему навстречу, часто и ровно забилось.

В этот миг любовь ничего не значила. Можно было не корить себя за бесчувствие. За поворотом ждала смерть, ужасавшая сидевших у меня за спиной. Я же с облегчением, с чистой, как алый цвет, жаждой стремилась к ее простоте и ясности.

12

Может, вам случалось оказаться во дворце или в доме после окончания большого праздника. Гости разошлись, веселье кончилось, музыка смолкла, но еще видны следы вчерашней радости: бокалы с недопитым вином, догоревшие фонари, шаль на спинке стула ждет возвращения хозяйки… Там, где несколько часов назад кипела жизнь, у пустоты появляется особый печальный привкус. Тот же привкус встретил нас на палубе барки.

Конечно, широкое плоскодонное судно совсем не походило на дворец, и вместо бокалов и шалей нам достались мечи, кровавые потроха, груды кишащей мухами мертвечины, но чувство было такое же: конец веселью. Мы очутились в пространстве, где произошло нечто исключительное, где люди выложили себя целиком и уже не вернутся. Пиршество во славу Ананшаэля завершилось. Остались одни объедки.

Кто-то из зеленых рубашек травил за борт. Другой тихо плакал, уставившись на тела, и даже не утирал слез. Эти люди, в отличие от моих сестер и братьев, не привыкли видеть следы нашего бога. Я постаралась изобразить на лице приличествующую кеттрал суровую жалость с легчайшей примесью ярости. Трудно сказать, насколько мне это удалось, да и значения не имело, потому что Рук отвернулся от меня, чтобы встряхнуть своих перепуганных солдат.

– Трук! – гаркнул он. – По дюжине человек на каждый борт, наблюдать за берегами. Ха, найди мне лоцмана и рулевого, но тела не сдвигай. Мах, остальных разбей по четверо. Прежде всего пусть ищут выживших. У каждого проверять пульс, каким бы мертвым бедняга ни выглядел. Если остались живые, они нам расскажут… ВОК ТАН!

Названный стражник – зеленый, как его рубашка, – обернулся, взглянул круглыми стеклянными глазами. Он успел наполовину вытянуть меч.

– Клинок в ножны, – спокойно приказал Рук. – Следующий, кого увижу с обнаженным оружием, будет добираться обратно вплавь.

– Но ведь… – Не найдя слов, молодой солдат указал ему на заваленную трупами палубу.

Рук шагнул к юноше, потрепал по плечу:

– Их уже нет. Те, кто это сделал, ушли. Оставь меч и берись за работу.

Он повернулся ко мне не раньше, чем зеленые рубашки разошлись по палубе.

– Все эти разговоры про ловушку, – заметила я. – Удивляюсь, что ты не приказал мечи наголо.

– Они не кеттрал, – тихо ответил Рук, качая головой.

– Тем больше причин быть наготове.

– Оружие наголо – это не «наготове». Они так дергаются, что скорее своего проткнут мечом, чем врага, которого нет.

– Кстати, о врагах, – сказала я, еще раз оглядев палубу. – Ты по-прежнему считаешь, что это работа мятежников?

Здесь, даже по меркам Рашшамбара, было грязно. Широкое двухпалубное судно приличных размеров – практически баржа – едва выгребало против течения дельты. Аннурский легион состоит из ста солдат, и не менее двух третей были разбросаны по верхней палубе и уже подтухали на жаре. И не одни аннурцы. Среди трупов насчитывалось столько же, если не больше, других – уроженцев Домбанга, судя по волосам и коже, да и в руках они до сих пор сжимали легкие копья, какими пользовались в дельте. Тысячи сумеречных жучков ползали по телам, отливая радужными надкрыльями на вечернем солнце, – среди тусклых красок смерти они выглядели ослепительно живыми.

Я опустилась на колени перед первым попавшимся трупом. Смахнула жучков – они сердито зажужжали, зависли искристым облачком и быстро рассеялись. Солдат был молод, на вид только-только за двадцать. Бледная кожа и пламенно-рыжие волосы выдавали уроженца Бреаты, до которой от нас было больше тысячи миль. Я задумалась, сколько миль и сколько лет следовал за ним Ананшаэль, чтобы выбрать этот день для своего быстрого и неповторимого деяния. Юноша успел выхватить меч – пальцы и сейчас сжимали рукоять, – но клинка не окровавил, зато у него самого было вскрыто горло, обрывки гортани и пищевода свисали из открытой раны.

– Не знаю, на кого он замахивался, – заметил Рук, – но не попал.

– Странно, – проговорила я, склоняясь поближе, чтобы отскрести кровь.

– Ему… сколько? Лет двадцать? Кто-то лучше него владел мечом…

– Его не мечом убили. – Я указала на четыре дыры по краям раны, вложила в них кончики пальцев. – Ему порвали горло руками.

Рук присел рядом, тронул пальцем неровный обрывок гортани и тихо присвистнул.

– Да, не клинком резали.

– Часто ты видел такое в городе?

Он задумчиво изучал рану, словно математическую задачу или фразу на незнакомом языке. Наконец поднял глаза на меня и покачал головой: