Присягнувшая Черепу

Я оглядела площадку. Люди попивали кто сок, кто та, сидели поодиночке или компаниями в два-три человека. Ни одного тела. Ни одного умирающего. Я подумала, не шутит ли Коссал.

– Не вижу трупов.

– Яд действует не сразу, – отмахнулся он.

«Не шутит», – заключила я.

Казалось бы, на том и конец разговору, но Коссал, чуть выждав, снова заговорил своим низким рокочущим голосом:

– В служении богу нет правил, Пирр. Ты разминешься с сотней, с тысячей человек, и ничего. А на тысяче первом почувствуешь, что бог смотрит твоими глазами, что он движет твоими членами. Волю бога не рассчитаешь, как площадь дома или расстояние до Аннура. Она не очевидна и не выводится вычислением. Наше служение – не список поручений.

– А Эла примерно так же описывает любовь, – покачала я головой.

К моему удивлению, Коссал кивнул:

– Пожалуй. Смерть, любовь… То и другое – деяния бога, оправленные в тленную плоть.

– И как отличить одно от другого?

Коссал раскрутил в чашке та и уставился в крошечный водоворот.

– Не уверен, можно ли их отличить.

18

Посланец Рука боязливо постучался мне в дверь, пробудив от беспокойного сна в жаркий душный час между полуночью и рассветом. Мне снились Рук с Элой. Они, голые, сцепились руками и ногами и, закрыв глаза, всем телом прижимались друг к другу. Я их окликала – они не слышали. Или слышали, но не желали ответить.

Я хотела подойти, но оказалась связана, вся обмотана веревкой. Когда я подняла глаза, Рук лежал на спине. Эла оседлала его и с улыбкой привлекала его к своей… нет. Она тянулась, чтобы его задушить. Пальцы сомкнулись на его горле в тот же миг, когда спина выгнулась от наслаждения. Я не поняла, отбивался Рук, рвался на свободу или просто делал свое мужское дело.

«Он не знает, – подумала я. – Не знает, кто она и что с ним сотворит».

Я кричала сквозь кляп. Звук не шел.

Пожалела, что нет ножа, и тут нож оказался у меня в руке. Я стала торопливо резать веревки, пилить толстые щетинистые пряди, ни о чем не думая, лишь бы высвободиться, остановить жрицу, не дать его додушить. Распался последний виток, и я рванулась вперед, бросилась в пространство между нами. Когда я преодолела его, тела были неподвижны, окровавлены, мертвы. Голова Элы лежала на мускулистой груди Рука, облачко ее темных волос впитало кровь. Кто-то их зарезал, раз за разом бил ножом. Я опустила взгляд – с моего ножа стекала темная кровь. Капли падали на пол – кап-кап-кап, – отмеряя такт не родившейся или умолкшей мелодии.

Пока мы добирались до крепости зеленых рубашек, сновидение поблекло, но на груди и плечах у меня остался липкий пот, а сердце, всегда такое спокойное, подкатило к горлу, когда из-за штабеля бочек на причале вышла Чуа. Не слишком вдохновляющее начало дня, который обещал продолжение и того хуже.

Женщина несла свернутую сеть и две остроги в свой рост. К одному бедру был пристегнут узкий нож, каким срезают мясо с костей, на другом в ножнах висел широкий и длинный тесак. Обычный набор собравшегося в дельту рыбака. А вот жилет и штаны обычными не были. Рыбаки в дельте носят полотняную одежду, а кто может себе позволить – шелк: легкие ткани, в которых не запаришься в самый душный полдень. Наряд Чуа блестел в зыбком свете причальных фонарей, переливался при каждом движении. Оно и понятно, потому что облегающая безрукавка и брюки были сшиты из кожи змеи или крокодила с темными поблескивающими чешуйками.

Поймав мой пристальный взгляд, она погладила кожу ладонью и пояснила:

– Спасает от копейного камыша, да и не всякий зуб возьмет.

– Жарко, должно быть.

– Зато покойникам жарко не бывает, – ответила она, сверкнув темными глазами.

– Лично я терпеть не могу жару, – заметила Эла.

Жрица, в отличие от рыбачки, оделась совсем неподобающе для похода в дельту, хоть и сменила модный ки-пан на легкие шелковые нок и блузу-безрукавку. Такой наряд не защитит ни от острых листьев камыша, ни от зубов.

– Ты, верно, Чуа, – улыбнулась Эла, подходя к ней. – Пирр рассказывала, что ты многое умеешь.

Старуха осмотрела ее, как попавшуюся в сеть редкую рыбину, и недоверчиво покосилась на меня:

– Вот это кеттрал? А оружие где?

– Оружие? – Эла сделала большие глаза. – Пирр! Ты не забыла оружие?

– Может, и не скажешь, – подтвердила я, не желая ей подыгрывать, – но она кеттрал.

– Но какая кеттрал без оружия? – ужаснулась Эла. – Я забыла в гостинице свой большой меч.

– Не шуми, – холодно одернул Рук. – Выходим до рассвета, и не надо, чтобы нас провожал весь город.

– Тебе бы не о городе думать, – сказала Чуа.

– К счастью, – так же холодно ответил ей Рук, – я способен удержать в голове больше одной мысли.

Если Эле недоставало оружия, Рук восполнял недостачу: широкий меч на бедре, кинжал на другом, пристегнутый за спиной арбалет. Он кивнул на узкую лодочку «ласточкин хвост» у причала. На веслах, полускрытые темнотой, сидели двое зеленых рубашек.

– Кто такие? – спросил Коссал.

– Дем Лун и Хин, – ответил Рук. – Они будут грести.

Чуа с сомнением оглядела гребцов:

– Они не рыбаки. Солдаты.

– Простите, почтенная, но мы с детства рыбачили на западной протоке, и я, и Хин.

– Мы не в западную протоку идем.