Присягнувшие Тьме

За убийство одержимой девочки, совершенное четырнадцать лет назад.

Единственная проблема: ребенок мертв и вот уже четырнадцать лет в могиле.

Она не могла отомстить сама.

Кто же был убийца, вдохновленный Сатаной?

Я резко затормозил посреди автомагистрали и свернул к обочине. Я заглушил мотор и покачал головой. Ответ был очевидным, но настолько безумным, что я никогда не осмелился бы выдвинуть такое предположение.

Однако тихий внутренний голос побуждал меня попробовать, хотя бы из любопытства.

В Сартуи я не видел одной вещи, которая должна была бы поразить меня своим отсутствием.

Ни разу я не держал в руках доказательства смерти Манон Симонис. Забывчивость судей, уклончивость следователей, неосведомленность журналистов. Ни свидетельства о смерти, ни протокола вскрытия.

А если Манон Симонис не умерла?

Я включил первую передачу и оставил следы покрышек на гравии. Наконец впереди замаячил съезд с автострады. Я уплатил дорожную пошлину и сделал разворот, так что шины завизжали.

Направление на Тулузу.

Первый этап моего путешествия через всю Францию.

Ночная гонка на встречу с Сартуи.

76

В полночь я был в Лионе. В 2 часа в Безансоне, а в 3 часа уже добрался до Сартуи, города с остановившимися часами. Когда я приближался к долинам Юра, зашумел ливень. Теперь он ручьями стекал с крыш, переполнял водостоки, образуя потоки вдоль тротуаров. Главная улица, казалось, опрокидывалась из-под колес в пустоту ночи, как полный воды ковш.

Я нашел центральную площадь – и вместе с ней мэрию. Современное здание без души и без прошлого, утонувшее в серости непогоды. Я обошел вокруг него, проваливаясь в лужи и загребая ногами опавшие листья, и обнаружил сторожку.

Я постучал в решетчатое окошко. Залаяла собака. Постучал еще раз. Через долгих две минуты дверь приоткрылась. Мужчина огорошенно смотрел на меня. Я заорал, пытаясь перекричать шум ливня:

– Вы привратник мэрии?

Мужчина не ответил.

– Вы ведь сторож? Да или нет?

Собака лаяла не переставая. Я порадовался, что мужчина не полностью открыл дверь.

– Вы знаете, сколько сейчас времени?

– У вас есть ключи от мэрии, черт вас подери?

– Не разговаривайте так со мной, а то я спущу собаку! Я муниципальный служащий. Я делаю два обхода за ночь, и все.

– Возьмите ключи. Пора делать обход.

– В честь чего?

Я сунул ему под нос свое удостоверение.

– Я тоже муниципальный служащий.

Через пять минут мужчина стоял рядом со мной, одетый в огромную куртку с капюшоном. В руках у него был фонарик.

– Я оставил собаку в тепле. Она ведь вам не нужна?

– Нет. Мне надо только посмотреть картотеку. Через час вы снова будете в постели.

Минута – и мы оказались в центре здания. Мы шли по коридорам, как по отсекам грузового судна, открытого порывам шквального ветра, который хлещет в него дождем.

– Что вы ищете?

– Акты гражданского состояния. Свидетельства о смерти.

– Нам этажом выше.

Лестница, новый коридор, потом мужчина потянулся со связкой ключей к одной из скважин. Еще один ключ, и мы попали в большой зал, освещаемый косыми вспышками молнии.

Он повернул выключатель. Помещение походило на библиотеку. Металлические стеллажи с пожелтевшими папками образовывали несколько проходов. Слева одинокий стол. На нем новехонький компьютер.

– Вы умеете с ним обращаться? – спросил я.

– Нет. У меня собака. Я делаю обходы. И все.

Я повернулся к полкам:

– Это архивы?

– А вы как думали? Кафетерий?

– Я хотел спросить: у вас еще сохраняют бумажные копии каждого свидетельства?

– Я ничего не знаю. Все, что я могу сказать, – эти придурки вечно завалены кучей бумаг и…

Я нырнул в проход между стеллажами и стал изучать дела. Рождения, браки, смерти: все находилось здесь. Одна стена была посвящена усопшим – с послевоенного времени до наших дней. Я быстро нашел восьмидесятые годы.

Я взял папку с надписью «1988» и пролистал карточки до ноября. Свидетельства на имя Манон Симонис не было. Руки у меня дрожали. Я внезапно взмок. В декабре тоже ничего. Я поставил папку на место.

Мне оставалось проверить только одно.

Ночью Ле-Локль выглядел еще более дико, чем Сартуи. Дома-бункеры, иссеченные дождем, и звучавший у меня в голове голос отца Мариотта, объяснявшего, почему Манон похоронена по другую сторону границы:

– Ее мать хотела избежать шумихи и тому подобного…

Кладбище находилось на краю города. Поставив машину на стоянку, я взял фонарик и пошел по сосновой аллее, затем перелез через изгородь и свалился в лужу на другой стороне.

Смерть уничтожает различия между людьми. Кладбища тоже. Памятники, кресты – это каменные засовы, запечатывающие все: жизни, судьбы, имена. Я шел вперед и прикидывал, какая мне предстоит работа: шесть аллей, по несколько десятков могил в каждой. По самым скромным подсчетам, три или четыре сотни надгробных надписей, которые надо расшифровать.

Я начал с первой тропинки, выставив вперед фонарик. Дождь был такой сильный, что превратился в сплошную завесу. Ураганный ветер лупил по груди, спине, бокам с силой боксера, набросившегося с остервенением на чужака, который повис на канатах.

Первая аллея: Манон Симонис нет.

Вторая аллея: Манон Симонис нет.