Его глаза на мгновение затуманились:
– Вы меня спрашиваете? – Он развел руками. – В этом же и состоит суть вашего расследования.
Я должен был бы об этом подумать. «Лишенные света». Единственные существа в мире, имевшие контакт с демоном.
– «Невольники» разыскивают «лишенных света»?
– Именно. Для них эти чудесно исцеленные являются хранителями уникального слова. Слова, которое они должны вписать в свою книгу. Именно за это их иногда называют Писцами. Они пишут под диктовку дьявола.
– Я думаю, они прежде всего пытаются расшифровать слова клятвы, которую «лишенные света» дают дьяволу?
Замошский кивнул:
– Их цель именно такова: узнать слова клятвы, которые позволяют вступить в контакт со Злом и заключить с ним договор.
– Казвьель и Мораз принадлежали к этой секте?
– С давних пор.
– Вы хотите сказать: они вступили в нее до того, как утонула Манон?
– Разумеется. Это они развратили девочку. Они на нее воздействовали, внушали ей всякие мерзости. Мы лишь приблизительно знаем, чего они хотели достичь. Наверное, воспитать безнравственное существо, которое привлечет к себе внимание самого Сатаны.
– Когда они узнали, что Манон жива?
– Когда умерла Сильви Симонис.
– Вам известно, от кого они это узнали?
– От Стефана Сарразена.
Имя жандарма заставило меня вздрогнуть:
– Почему он? Зачем он их оповестил?
Нунций постарался сдержать улыбку:
– Потому что он был их сообщником. Когда его еще звали Тома Лонгини, Стефан Сарразен тоже состоял в секте «Невольников». Вместе с теми двумя он участвовал в растлении девочки.
Еще одна ускользнувшая от меня правда. Я всегда чувствовал, что между этими тремя есть какая-то связь, но не мог этого доказать. Пресловутое правило одной трети… Мораз, Казвьель и Лонгини спровоцировали смерть Манон. Но у меня все еще осталось некоторое недоумение:
– В восемьдесят восьмом году, – произнес я, – Тома Лонгини было всего тринадцать лет. Он был школьником. Мораз был часовщиком. Казвьель – взломщиком. Как могли они познакомиться?
– Вы недостаточно копались в их прошлом. Ришар Мораз был не только часовщиком. Он был коллекционером и даже скупщиком краденого. Так он познакомился с Казвьелем, который приносил ему ворованное.
– А Тома?
– Тома был извращенцем. Ему доставляло удовольствие проникать ночью к чужим людям. Наблюдать за ними. Или таскать у них безделушки. Именно на этом пути он встретил Мораза. Он продавал ему украденные вещицы.
Мораз, Казвьель, Лонгини – три ночные птицы, сведенные вместе воровством. Затем они нашли другой общий интерес: культ Сатаны.
Я вообразил, что было дальше: Тома Лонгини со временем, должно быть, привязался к Манон и захотел помешать ее окончательному растлению. Он испугался. Он разговаривал со своими родителями, затем с психиатром, Али Азуном, но не мог открыть им всю истину. Он делал намеки, но главное было в том, что он хотел прекратить то, что делали с Манон. То, что началось как порочная игра, становилось опасным. Манон вела себя как одержимая. Ее мать теряла всякое самообладание и была готова ее уничтожить.
– Если я правильно понимаю, – продолжил я, – трое сообщников только этим летом обнаружили, что Манон жива. Тогда они подумали, что она может быть «лишенной света».
– Совершенно верно. Но в это время Манон внезапно исчезла. Либо она почувствовала угрозу со стороны этих фанатиков, либо боялась убийц своей матери.
Я отметил про себя, что Замошский не допускал мысли о виновности Манон. Это необъяснимым и загадочным образом принесло мне облегчение. Я не желал, чтобы Манон оказалась виновной…
А в остальном мои собственные данные согласовывались с только что сообщенными мне подробностями. Так же как и я, эти трое искали Манон. Мораз и Казвьель решили меня устранить, чтобы я не нашел Манон раньше них. Лонгини, он же Сарразен, напротив, решил объединиться со мной. Почему? Думал ли он потом убить меня? Или рассчитывал с моей помощью находить других «лишенных света»?
Я снова вернулся к самому главному. Знал ли Замошский, где прячется Манон? Вопрос крутился у меня на языке, но вначале я хотел испытать этого возможного партнера.
– Почему вы мне все это рассказываете?
– Я вам уже ответил: меня интересует информация, которую вы собрали.
– Мне кажется, что вы знаете больше меня.
– О деле Симонис – да. Но есть и другие аспекты.
– Агостина Джедда?
– Например. Мы знаем, что вы ее допрашивали в «Маласпине». Мы хотели бы иметь запись этого разговора.
– Значит, ван Дитерлинг не сотрудничает с вами?
– Повторяю, у нас разные взгляды на эту проблему. Он принимал вас в Римской курии. Он хранит в библиотеке Ватикана чрезвычайно важные архивы. Документы, которые вы просматривали.
Кардинал не позволил мне ничего скопировать, но я решил блефовать:
– У меня действительно есть тексты, которые могли бы пополнить ваши досье. Но вы? Что можете предложить мне вы? «Невольников» недостаточно. Рано или поздно я бы на них вышел.
– Это был аванс. Я хотел вас убедить, что не толку воду в ступе.
– Вы можете предложить еще что-то?
– Да, и весьма ценное.
– Что?
– Манон Симонис.
– Вы знаете, где она находится?
– По правде говоря, она у нас, под нашей защитой.