Присягнувшие Тьме

У меня перехватило дыхание, но мне удалось произнести:

– Где?

Замошский подхватил мой плащ и кинул его мне:

– Вы не боитесь летать на самолете?

83

В разгар ночи аэропорт Бурже напоминал то, чем он был прежде: музей под открытым небом. Лувр аэронавтики, где место скульптур занимали «миражи», «боинги», ракеты «Ариана». В дождливой тьме угадывались очертания самолетов под брезентом, ангаров, блестящие фюзеляжи и крылья с узорами опознавательных знаков…

Черный «мерседес» Анджея Замошского скользил по размытой аллее. Я восхищался роскошью салона: дымчатые стекла, кожаные сиденья, обитый тканью потолок, двери, украшенные панелями из розового дерева.

– Моя маленькая страна не без средств, – прокомментировал эмиссар Ватикана. – Когда меня посылают в недружественные земли, то снабжают всем необходимым.

– Франция – недружественная земля?

– Я тут только проездом. Выходите, мы приехали.

Автомобиль остановился перед зданием с освещенным первым этажом. Я достал свой рюкзак из багажника – Замошский согласился заехать ко мне домой, чтобы я захватил необходимые вещи, и особенно мое знаменитое досье.

В зале два пилота просматривали план полета, стюарды, похожие на телохранителей, предложили нам шампанское, кофе и легкую закуску. В час ночи они умудрялись выглядеть как огурчики.

На пустынной бетонной площадке, прорезая ночь огнями, маневрировал «фалькон 50ЕХ». Я размышлял, стоя у окна. Прелат, способный зафрахтовать частный реактивный самолет посреди ночи, – решительно Замошский не был обычным священнослужителем. Но я больше ничему не удивлялся. Я покорился ходу событий, позволил себя вести и даже дал чувству нереальности убаюкивать себя, глядя на огни, отражавшиеся на мокрой взлетной полосе.

– Пошли, пилот ждет.

– Без таможенного контроля?

– Дипломатический паспорт, мой дорогой.

– Куда мы летим?

– Я объясню вам во время полета.

Я взбунтовался:

– Нога моя не ступит на борт, пока не узнаю, куда мы летим.

Поляк схватил мой рюкзак:

– Мы летим в Краков. Там мы спрятали Манон в монастыре. Очень надежное место.

Я вышел вслед за прелатом на бетонированную площадку. Его черный костюм блестел, как мокрый асфальт. Разглядывая его кулак, сжимавший ремень моего рюкзака, я сказал себе, что автоматическое оружие в этой руке не выглядело бы неуместным. По ассоциации я подумал о «глоке», который носил на поясе. Этот тайный вылет имел преимущество: никто меня не обыскивал.

В салоне «фалькона» было шесть кожаных кресел с подлокотниками и столиками из лакированного красного дерева. Малюсенькие потолочные светильники блестели, как золотые самородки. Нас ждали корзины с фруктами, а рядом с ними – дорогое шампанское в ведерках со льдом. Шесть мест, шестеро привилегированных над облаками.

– Устраивайтесь где хотите.

Я выбрал первое место слева от себя. Оба священника, которые сопровождали нас от самой польской церкви, уселись позади меня. Два молчаливых гиганта, у которых от церковников были разве что белые воротнички. Замошский сел напротив меня, потом пристегнулся ремнем. Щелчок прозвучал как сигнал: тотчас же взревели моторы.

Взлет только усилил ощущение нереальности происходящего. Я разглядывал в иллюминатор первые охапки облаков. Небо между этими серебристыми громадами поблескивало темно-синим. С невероятной легкостью мы пронзали зеркало без границ и контуров. Это была не ночь, а изнанка мира.

– Выпьете чего-нибудь?

Замошский уже погрузил руку в колотый лед. Я жестом отказался. Больше всего мне хотелось курить, и мой хозяин угадал мое желание:

– Вы можете курить. Это одно из преимуществ частных рейсов – мы у себя дома.

Я закурил. Его чрезмерная обходительность вызывала у меня недоверие. Кто на самом деле этот прелат с прекрасными манерами? Каковы его цели? Куда он меня везет? Наверно, я попался в ловушку, приманку, которую зовут Манон? Глубоко затянувшись, я попросил:

– Расскажите мне о Манон.

– Что вас интересует?

– Как вы узнали о ней?

– Простейшим в мире образом. От кюре ее прихода, отца Мариотта, после попытки ее убийства в восемьдесят восьмом году. Он доверился священнику в Безансоне. Информация эта дошла до меня. У наших сетей очень разветвленная структура.

– В то время вам было известно, что Манон жива?

– Да, мы узнали об этом после короткого расследования. С этого момента мы не спускали с нее глаз.

– Вы подумали тогда, что она одержимая?

– Скажем, было сильное подозрение.

– Почему?

– Мы собрали информацию о том, что предшествовало покушению матери на ее жизнь. К тому же были подозреваемые: Казвьель, Мораз, Лонгини. Они уже числились в нашем списке. От этого дела за версту несло сатанизмом.

– А дальше?

Замошский пожал плечами:

– Девочка выросла совершенно нормальной. Никаких следов одержимости.

– Ее наблюдали психологи.

– Речь шла не об изгнании дьявола. Она просто была травмирована всей этой историей. Что вполне понятно.

У меня не оставалось времени для того, чтобы говорить обиняками:

– Вы не думаете, что это она убила свою мать?

– Нет.

– Откуда такая уверенность?