Прислуга

Тишину в комнате нарушают лишь неясные шорохи и скрип стульев. На маленьком столике стопкой сложены молитвенники.

– Я только сегодня узнала, – говорит Эйбилин. – Ее арестовали в понедельник, а во вторник уже посадили в тюрьму. Говорят, суд длился пятнадцать минут.

– Она прислала мне письмо. Рассказала про своих сыновей. Паскагула передала.

– Она вам рассказала, что ей не хватало всего семьдесят пять долларов? И она ведь попросила взаймы у мисс Хилли. Сказала, что будет потихоньку выплачивать долг каждую неделю, но мисс Хилли ответила – нет. Мол, настоящие христиане не подают тем, кто в добром здравии и может работать. Что правильнее научить их зарабатывать самостоятельно.

Очень хорошо могу себе представить, как Хилли произносит эту речь. Нет сил смотреть в глаза Эйбилин.

– Но наши прихожане решили собрать деньги и отправить в колледж обоих мальчиков.

В комнате по-прежнему тихо, только мы с Эйбилин шепчемся.

– Как вы думаете, я могу что-нибудь сделать? Как-нибудь помочь? Деньгами или…

– Нет. Наши найдут способ заплатить адвокату. Чтобы ее освободили досрочно. – Эйбилин печально опускает голову. Да, конечно, ей горько за Юл Мэй, но, подозреваю, она понимает, что и с книгой покончено. – Когда она выйдет, они уже будут заканчивать колледж, ведь ей дали четыре года. Да еще пятьсот долларов штрафа.

– Мне так жаль, Эйбилин. – Обвожу взглядом собравшихся. Никто не поднимает головы, словно можно обжечься, только посмотрев на меня. И я тоже опускаю голову.

– Эта баба просто ведьма! – рявкает Минни с другого конца комнаты, и я вздрагиваю – надеюсь, это она не обо мне. – Сам дьявол послал на землю Хилли Холбрук, разрушить как можно больше людских жизней! – Минни вытирает нос рукавом.

– Минни, успокойся, – увещевает священник. – Мы придумаем, что можно для нее сделать.

Смотрю на понурые лица, не в силах представить, что тут можно придумать.

Тишина становится невыносимой. Жарко, пахнет сбежавшим кофе. Здесь, в доме, где уже начинала чувствовать себя свободно, мне чудовищно одиноко. Ощущаю всеобщую неприязнь и собственную вину.

Лысый священник вытирает платком глаза.

– Спасибо, Эйбилин, что приняла нас в своем доме для молитвы.

Люди начинают прощаться, сумки приподнимаются, шляпы водружаются на головы. Преподобный распахивает дверь, впуская сырой уличный воздух. Кудрявая седая женщина в черном плаще идет за ним, но внезапно останавливается рядом со мной. Плащ распахивается, открывая взгляду белую униформу.

– Мисс Скитер, – говорит она без улыбки. – Я помогу вам с книгой.

Оборачиваюсь к Эйбилин. Брови у нее изумленно приподняты, рот приоткрыт. Вновь поворачиваюсь к седой женщине, но та уже вышла за дверь.

– Я помогу вам, мисс Скитер. – Еще одна женщина, высокая и стройная, с таким же спокойным лицом, как и у первой.

– Э-э… спасибо, – лепечу я.

– Я тоже, мисс Скитер. Я помогу вам. – Женщина в красном болоньевом плаще быстро проскальзывает мимо меня, не глядя в глаза.

После следующей я начинаю считать. Пять. Шесть. Семь. Я киваю, не в силах произнести ничего, кроме спасибо. Спасибо. Да, спасибо вам, каждой. Облегчение с привкусом горечи – потребовался арест Юл Мэй, чтобы мы объединились.

Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать. Комната пустеет, остается одна Минни. Она стоит в углу, скрестив на груди руки. Когда все уже вышли, она поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза, всего миг, потом переводит взгляд на коричневые шторы, плотно сколотые булавкой. Но я успеваю заметить – губы чуть дрогнули. Это Минни все устроила.

Мы не собирались на бридж целый месяц. В среду встречаемся у Лу-Анн Темплтон – обмен приветствиями, «рада-тебя-видеть».

– Лу-Анн, бедняжка, с длинными рукавами в такую жару. Опять экзема? – волнуется Элизабет. В разгар лета Лу-Анн носит серое шерстяное платье.

– Да, ухудшение, – смущенно потупившись, отвечает Лу-Анн.

Я не в силах вынести прикосновение Хилли. И отстраняюсь, когда она пытается меня обнять. Хилли делает вид, что не заметила, но во время игры не сводит с меня пристального взгляда.

– Что собираешься делать? – интересуется Элизабет. – Ты, конечно, можешь приводить детей в любое время, но… гм…

Перед бриджем Хилли завезла Хизер и Уильяма к Элизабет, чтобы Эйбилин присмотрела за ними, пока мы играем. Но намек в кислой улыбке Элизабет вполне очевиден: она, конечно, боготворит Хилли, но ни с кем не намерена делиться прислугой.

– Я знала. С самого первого дня знала, что эта девица – воровка. – Хилли рассказывает историю Юл Мэй, показывая на пальцах гигантские размеры невообразимо ценного «рубина». – Я поймала ее, когда она забирала просроченное молоко, а вы знаете, как это бывает. Начинается со стирального порошка, потом они добираются до полотенец и одежды. Оглянуться не успеешь – и вот уже тащат фамильные драгоценности, а потом закладывают за пинту спиртного. Неизвестно, что еще она похитила.

С трудом подавив жгучее желание прихлопнуть ее постукивающие по столу пальцы, заставляю себя молчать. Пускай думает, что все в порядке. Так безопаснее для всех.