Прислуга

Голос у мисс Селии бодрый, как в рекламе по телевизору. Каждый раз, как слышу это, хочется вырвать трубку у нее из рук и рявкнуть, чтоб прекратила терять время. Дело даже не в том, что она выглядит как потаскушка. Есть гораздо более серьезная причина, из-за которой у мисс Селии нет подруг, и я поняла это сразу же, едва увидела фотографию мистера Джонни. Я достаточно обслуживала дам из бридж-клуба, чтобы узнать кое-что о каждой из белых леди нашего города. Мистер Джонни еще в колледже бросил мисс Хилли ради мисс Селии, и мисс Хилли никогда ему этого не простит.

Вечером в среду иду в церковь. Народу пока мало, потому что всего без четверти семь, а хор начнет петь не раньше половины восьмого. Но Эйбилин попросила меня прийти пораньше. Интересно, что она хочет рассказать. Лерой, опять же, в хорошем настроении, играет с детьми, так что я решила – раз хочет, пусть забавляется, может взять их с собой.

Эйбилин сидит на нашем обычном месте – слева, в четвертом ряду, прямо у окна. Мы с ней люди уважаемые и заслуживаем почетного места. Эйбилин зачесала волосы назад, шея обвязана узкой ленточкой. На ней синее платье с большими белыми пуговицами, которого я прежде не видала. У Эйбилин полно одежды от белых дамочек. Любят они дарить ей свое старое барахло. Выглядит она как всегда – солидная, чопорная леди, но при этом Эйбилин запросто может такую шуточку отмочить, что от смеха в панталоны напрудишь.

Иду к ней по проходу, а Эйбилин сидит мрачная, задумалась о чем-то. Я вдруг замечаю, что между нами пятнадцать лет разницы. Но тут она улыбается, и лицо опять юное и цветущее.

– Господи помилуй… – вздыхаю я, усаживаясь рядом.

– Точно. Кто-то должен ей сказать. – Эйбилин обмахивается носовым платочком.

Сегодня в церкви прибиралась Кики Браун, и все вокруг провоняло лимонным моющим средством, которое она сама делает и пытается продавать по двадцать пять центов за бутылочку. Мы убираем церковь по очереди. По мне, так Кики Браун следовало бы делать это пореже, а нашим мужикам – почаще. Впрочем, насколько я знаю, ни один мужик пока не записался на уборку.

Если не считать запаха, все остальное замечательно. Кики так отполировала скамейки, что можно рассмотреть собственное отражение. Рождественскую елку уже поставили, рядом с алтарем, – вся в мишуре, а на верхушке блестящая золотая звезда. В трех окнах у нас витражи – Рождество Христово, воскрешение Лазаря и поучение глупых фарисеев. В остальных семи окнах пока простые стекла. Но мы собираем деньги.

– Как астма Бенни? – спрашивает Эйбилин.

– Вчера был короткий приступ. Лерой приведет его, вместе с остальными ребятишками. Будем надеяться, этот лимон его не угробит.

– Ох уж этот Лерой, – Эйбилин с усмешкой качает головой. – Передай ему, что я сказала, чтоб хорошо себя вел. Не то включу его в свой молитвенный список.

– Вот это хорошо бы. Ой-ой, прячьте все ценное.

К нам ковыляет престарелая вертихвостка Бертрина Бессемер. Наклоняется над нашей скамьей, улыбается, на башке у нее огроменная вульгарная шляпа. Та самая Бертрина, которая долгие годы называла Эйбилин дурой.

– Минни, – говорит Бертрина, – я так рада, что у тебя новая работа.

– Спасибо, Бертрина.

– Эйбилин, спасибо тебе, что включила меня в свой молитвенный список. Моя ангина почти прошла. Я позвоню тебе на выходных, поболтаем.

Эйбилин улыбается, кивает. Бертрина отваливает к своей скамье.

– Думаю, тебе стоит быть разборчивее в своих молитвах, – замечаю я.

– Да ладно, я на нее больше не сержусь, – отмахивается Эйбилин. – Смотри-ка, она похудела немножко.

– Всем рассказывает, что сбросила сорок фунтов.

– Господь милостив.

– Ага, осталось скинуть еще двести.

Эйбилин пытается скрыть улыбку, делая вид, будто просто морщится от резкого лимонного запаха.

– Так зачем ты просила меня прийти пораньше? – спрашиваю я. – Соскучилась, что ли? Или что случилось?

– Нет, ничего серьезного. Просто кое-кто кое-что сказал.

– Как это?

Эйбилин незаметно оглядывается, не подслушивает ли кто. Мы тут сидим, как королевские особы. А нас будто бы окружают подданные.

– Знаешь такую мисс Скитер?

– Я же тебе говорила, знаю.

Эйбилин понижает голос:

– Помнишь, как я сдуру сболтнула ей про то, что Трилор писал насчет наших цветных проблем?

– Помню. Она что, хочет подать на тебя в суд?

– Нет, нет, что ты. Она славная. Но она имела наглость спросить, не захочу ли я и кто-нибудь из моих подружек рассказать, каково это – прислуживать белым. Говорит, пишет книгу.

– Да ты что?

Эйбилин многозначительно кивает, приподняв брови:

– У-гммм.

– Пффф. Так расскажи ей, что для нас это настоящий пикник на Четвертое июля. Что мы по выходным прямо дождаться не можем, когда же вернемся в хозяйский дом чистить плиту с раковиной.

– Я ей и сказала, мол, в исторических книжках про все это написано. Белые с незапамятных времен рассказывают про мысли цветных.

– Точно. Так ей и скажи.