Прислуга

– Нет, спасибо. Все нормально.

Мимо проносится фургон телевизионщиков, прямо к тому перекрестку, откуда выехал наш автобус.

– Боже, надеюсь, все не так плохо…

Но мужчина уже исчез. Вокруг ни души. Меня охватывает такое чувство – знаете, как в книжках пишут, – будто на меня сейчас кто-то набросится. Через пару секунд мои чулки уже трутся друг о друга с такой скоростью, что похоже на звук застегивающейся молнии. Впереди замечаю трех человек, которые, как и я, почти бегут. Потом они сворачивают, входят в дом, дверь захлопывается.

В тот же миг понимаю, что совершенно не хочу оставаться в одиночестве. Ныряю в проулок между домом Мул Като и автомастерской, потом пробираюсь через садик Они Блэк, спотыкаясь в темноте о шланги. Чувствую себя почти преступницей. В домах свет, видно фигуры людей – а ведь в такое время свет давным-давно должен быть погашен. Что бы ни случилось, люди слушают или говорят об этом.

Наконец-то впереди показалось освещенное окошко кухни Минни, задняя дверь открыта. Минни сидит за столом, и с ней все пятеро ее ребятишек: Лерой Младший, Шуге, Фелисия, Киндра и Бенни. Лерой Старший, наверное, на работе. Все они глаз не сводят с громадного радиоприемника в центре стола. Но я ничего не слышу, там какие-то помехи.

– Что такое? – спрашиваю с порога.

Минни, нахмурившись, подкручивает настройку. А я тем временем успеваю заметить подсохшие горелые ломтики ветчины в сковородке, открытую консервную банку, грязную посуду в раковине. На кухню Минни это совсем не похоже.

– Что случилось? – еще раз спрашиваю я.

Приемник оживает, и диктор громко произносит:

– …Почти десять лет службы в качестве секретаря местного отделения НААСП. Из больницы по-прежнему нет никакой информации, но характер ранений…

– Кто? – выдыхаю я.

Минни смотрит на меня с таким выражением, будто у меня головы на плечах нет.

– Медгар Эверс. Где ты была?

– Медгар Эверс? Что случилось?

Я встречалась с Мирли Эверс, его женой, прошлой осенью, когда она приходила в нашу церковь вместе с семьей Мэри Боун. У нее еще был такой красивый, красный с черным, платок на шее. Помню, как она посмотрела мне в глаза и улыбнулась, будто в самом деле рада познакомиться. Медгар Эверс у нас тут знаменитость, большой человек в НААСП.

– Садись, – предлагает Минни.

Падаю в деревянное кресло. Лица у всех бледные, как у призраков, взгляды устремлены на приемник – размером с половину атомобильного двигателя, деревянный, четыре большие кнопки на панели. Даже Киндра затихла на коленях у Шуге.

– В него стрелял ку-клукс-клановец. Прямо перед домом. Час назад.

По спине пополз холодок.

– Где он живет?

– На Гайнес, – говорит Минни. – Его отвезли в нашу больницу.

– Я… видела. – Вспоминаю про автобус. Гайнес в пяти минутах отсюда, если ехать на машине.

– …Свидетели утверждают, что это был мужчина, белый, он выпрыгнул из кустов. Слухи об участии Ку-клукс-клана…

Слышится какой-то шум, разговоры, чей-то вскрик, бормотание. Я нервничаю, кажется, что кто-то наблюдает за нами с улицы. Кто-то белый. В пяти минутах отсюда ку-клукс-клановец охотился на чернокожего. Хочется запереть все двери.

– Мне только что сообщили, – тяжело дыша, произносит диктор, – что Медгар Эверс скончался. Медгар Эверс. – Голос звучит так, словно вокруг бурлящая толпа. – Мне сообщили. Скончался.

Боже правый.

Минни поворачивается к Лерою Младшему. Тихо, твердо произносит:

– Отведи своих сестер и братьев в спальню. Ложитесь в кровать. И оставайтесь там. – Когда вопль звучит так тихо, это всегда страшнее.

Я знаю, что Лерой хотел бы остаться, но он бросает на младших такой взгляд, что те исчезают, быстро и бесшумно. Репортер тоже умолкает. На миг приемник становится просто деревянным ящиком. Но лишь на миг.

– Медгар Эверс, – опять слышится голос диктора, – секретарь местного отделения НААСП, умер. Медгар Эверс убит.

У меня слюны полный рот, с трудом сглатываю. Разглядываю обои, пожелтевшие от кухонного чада, липких детских ручонок, сигарет Лероя. На стенах у Минни никаких картинок или календарей. Пытаюсь не думать. Не хочу думать об убитом чернокожем мужчине. Сразу вспоминаю Трилора.

Руки Минни сжимаются в кулаки.

– Застрелили на глазах его собственных детей, Эйбилин, – цедит она сквозь зубы.

– Мы будем молиться за Эверсов, мы будем молиться за Мирли… – Но это звучит так бездушно, что сама останавливаюсь.

– По радио сказали, что его домашние выбежали из дома, услышав выстрелы. Сказали, он шел, спотыкаясь, весь в крови, и детки, залитые его кровью… – Она опускает ладони на стол с такой силой, что приемник подпрыгивает.

Задерживаю дыхание, но голова все равно кружится. Я должна быть сильной. Я должна быть рядом со своей подругой.

– В этом городе никогда ничего не изменится, Эйбилин. Мы живем в преисподней, мы в ловушке. Наши дети в ловушке.

Голос репортера вновь окреп:

– …Повсюду полиция, дороги заблокированы. В ближайшее время ожидается пресс-конференция мэра Томпсона…