Прислуга

В конце июня в город пришла настоящая жара, и, похоже, надолго. На цветные кварталы будто выплеснули ушат кипятка, и там стало градусов на десять хуже, чем в остальном Джексоне. Такое пекло, что ко мне приковылял петух мистера Данна и пристроился перед кухонным вентилятором. Я вхожу, а он смотрит на меня с таким выражением, – мол, «я отсюда не двинусь, леди». Решил, лучше получить метлой по загривку, чем добровольно оказаться опять в уличном кошмаре.

Жара официально превратила мисс Селию в самое ленивое существо в США. Она даже не спускается вынуть почту, мне приходится это самой делать. Даже для того, чтобы сидеть у бассейна, чересчур жарко. А для меня это большая проблема.

Я так думаю, если бы Господь рассчитывал, что белые и цветные будут проводить столько времени рядом, он сделал бы так, чтоб мы не различали цвета. А то мисс Селия просто достает меня своими улыбочками, и «добрыми утрами», и «рада видеть», а я удивляюсь, как она умудрилась прожить до таких лет и не понять, где граница? Мало того, что названивает дамам из Лиги, точно распоследняя шлюха. Но еще усаживается со мной за один стол каждый божий день, с тех пор как я здесь работаю. Не в одной комнате, а именно что за один стол. Маленький такой, у окна. Все белые дамы, у которых я работала, обедали в столовой, подальше от цветной прислуги. И меня это устраивало.

– Но почему? Я не хочу есть в одиночестве, когда могу обедать здесь, с вами, – заявила мисс Селия. И я даже не стала ничего объяснять. Многие вещи мисс Селия абсолютно не понимает.

Любая белая женщина знает, что случаются периоды, когда не надо разговаривать с Минни. Даже мисс Уолтер понимала, когда Минни-метр зашкаливало. Учуяв запах карамели и тростникового сахара, она мигом выметалась за дверь. И даже дочке своей, мисс Хилли, не позволяла входить.

На прошлой неделе запахи масла и карамели наполнили дом мисс Селии, словно в Рождество, хотя на дворе июнь. Я вся была на взводе, как обычно, когда превращаю сахар в карамель. Три раза просила, очень вежливо, не могла бы я остаться одна, но она пожелала торчать рядом. Заявила, что чувствует себя одиноко, проводя в спальне день напролет.

Я попыталась не обращать на нее внимания. Проблема в том, что, готовя карамельный торт, я должна болтать сама с собой, а то уж слишком нервничаю.

Ну и говорю:

– Самый жаркий июньский день в истории. Сто четыре градуса[32] на улице.

А она и отвечает:

– А у вас есть кондиционер? Слава богу, здесь есть, а то ведь я выросла без кондиционера и знаю, каково это, когда стоит жарища.

Я говорю:

– Не можем мы себе позволить кондиционер. Эта штука жрет наличные, как долгоносик – хлопковые коробочки. – И принимаюсь размешивать, поскольку сверху уже образовалась коричневая пленка и теперь надо следить в оба. – Мы и так уж просрочили счета за электричество.

Ну, я ж не особо думаю, что говорю, и знаете, что она тут выдала?

Говорит мне:

– Ах, Минни, я бы с удовольствием одолжила вам денег, но в последнее время Джонни задает так много вопросов.

Оборачиваюсь, чтобы сообщить, что, если негритянка жалуется на дороговизну, это вовсе не значит, что она клянчит деньги, – но не успеваю рта раскрыть, как чертова карамель уже сгорела.

На воскресной службе в церкви перед паствой воздвигается Ширли Бун. Губищи хлопают, что твой флаг на ветру, – напоминает нам, что следующее приходское собрание состоится в среду, будут обсуждать сидячую забастовку у закусочной «Вулворт» на Эмит-стрит.

– Собрание ровно в семь. Не опаздывайте! – грозит Большая Ширли, тыча в нас пальцем.

Она похожа на гигантскую мерзкую белую училку. На которой никто не хочет жениться.

– Будешь в среду? – спрашивает Эйбилин.

Мы идем домой в самую жару, в три часа. В кулаке у меня зажат «похоронный» веер. Машу им с такой скоростью, что можно подумать, будто у веера есть моторчик.

– Времени нет, – бурчу в ответ.

– Я что, опять должна идти одна? Да ладно тебе, я прихвачу имбирное печенье и что-нибудь…

– Я же сказала – не могу.

Эйбилин кивает:

– Ну ладно. – И шагает себе дальше.

– Бенни… у него опять астма. Не хочу оставлять его одного.

– Понятно, – хмыкает Эйбилин. – Когда будешь готова, расскажи мне о настоящей причине.

Сворачиваем на Гессум, огибаем машину, явно умершую от теплового удара прямо посреди улицы.

– Да, пока не забыла, мисс Скитер хочет во вторник вечером прийти пораньше, – сообщает Эйбилин. – Около семи. Тебе подходит?

– Боже, что я творю? Должно быть, сошла с ума, выдаю страшные тайны черной расы белой леди, – я опять начинаю злиться.

– Это же мисс Скитер, она не такая, как прочие.

– Все равно, как будто сплетничаю за своей собственной спиной. – Я уже пять раз встречалась с мисс Скитер, а легче все не становится.

– Хочешь прекратить? – спрашивает Эйбилин. – Не надо, чтоб ты чувствовала себя обязанной.

Я молчу.

– Эй, ты в деле, Минни?

– Я просто… хочу, чтоб детям жилось лучше, – бормочу я. – Но жаль, что этим занимается белая женщина.

– Пойдем на собрание в среду. Поговорим об этом подробнее, – с улыбкой предлагает Эйбилин.

Знаю, она не отстанет. Вздыхаю и признаюсь: