Прислужник своего «Естества»

Будем надеяться, что на ближайшие две недели можно быть спокойным. (Разумеется, действительно оборудовав вход и фланги ловушками и минами-сюрпризами!) Раньше, по версии Анны, Совет решения не примет… Бюрократы же!

Думал Андрей сейчас только о технических проблемах.

Им и правда — нужно в самом ближайшем будущем повыплавить тротила из боевых зарядов торпед. И придумать, где взять чёртово электричество…

«…долго не могла отдышаться.

Собственно, я не стал уж очень сильно «работать» с ней — так, попридушивал чуть-чуть раза три-четыре, пока лицо не становилось красно-синим, глазки не выпучивались до прямо-таки опасных пределов, и язык не начинал вылезать изо рта!

В такие моменты её куночка начинает конвульсивно сокращаться, создавая поистине восхитительные ощущения у моего красноголового воина — у меня так не было даже во время орального секса! Да и сама она в такие моменты — вся прям извивается на верстаке, пытаясь вырваться из оков, и ещё что-то мне сказать… Ну вся прям — секси!..

А вот когда чуть отпускаю её трепещущее горлышко, и даю крупицам кислорода просочиться в её сдувшиеся и горящие огнём лёгкие, и она могла бы высказать мне всё, что думает по поводу своего «придушения» — уже молчит. Зато — смотрит. И стонет.

Этак вызывающе-возбуждающе…

И ведь знает, зар-раза такая, что я при этом и правда — возбуждаюсь ещё сильней! И сейчас, стало быть, постараюсь «достать» её посильнее, и проникнуть своим орудием — поглубже! Так, что только что — в горло к ней мой воин не входит с обратной стороны!..

И столько в её взгляде всего…

Не знаю, как описать — я же не чёртов поэт! Но имеется там, в глубине её серых глаз, и ненависть, и страх, и одновременно — дикое наслаждение!

Да-да: я вижу, что и она испытывает явно ни с чем из прежнего опыта не сравнимые ощущения! И она — то ли боится даже самой себе признаться, что кайфует от меня так, как ни от кого прежде, то ли и правда — хотела бы умереть в этот самый сладостный миг неземного блаженства! Как там говаривал Фауст: «Остановись, мгновенье — ты прекрасно!..»

Впрочем, это всё мои домыслы. Никому из нас, мужчин, не дано точно понять, что думает и ощущает женщина… По-другому у нас устроено мышление!

А на мои прямые вопросы, эта коза, сидя на цепи, и «отдыхая» от экзекуций, отвечать не желает. Ну, вернее — на вопросы про это. А вот на вопросы о здоровье, или на нейтральные темы — пожалуйста. И я прекрасно понимаю, почему она хочет и говорить со мной, и ещё чтоб я называл её по имени. Это я в фильме «Молчание ягнят» высмотрел — якобы, когда жертва становится не безликой болванкой, «очередной из…», а конкретно — женщиной под именем таким-то, садист-насильник, и даже маньяк, «испытывает трудности морального порядка», когда позже захочет её убить. Они же, типа, почти сроднились — беседуют, как двое старых знакомых. А сексуальные преступления и извращения связывают их куда сильней, чем даже каких родственничков… Интересная, конечно, теорийка. Типа «Стокгольмского синдрома».

И такая же правдоподобная.

Вон: мне не составит никакого труда хоть сейчас придушить её с…ное Величество — окончательно. И никаких «мук совести» я при этом испытывать не собираюсь!

Итак, из документов я отлично знаю, что зовут мою новую козу — Валентина. Валя, стало быть, как она хочет, чтоб я её называл. Ну ладно — Валя так Валя.

Всё равно это тебе, наивная дурочка, не поможет, когда ты перестанешь доставлять мне реальное наслаждение!

Ну, или просто — надоешь.

И меня потянет на что-то свеженькое. Пусть и не столь «изощрённое и подходящее», но — именно — свежее! Как мне кажется, именно поэтому, а вовсе не потому, что жён они разлюбили, и происходят все эти адюльтеры и измены от мужей — от желания ощутить что-то… Новенькое! А одной, даже самой распрекрасной, куночкой, можно пресытиться буквально за пару месяцев!

Однако я собираюсь заниматься сексом — до глубокой старости! Следовательно, как только обнаружу, что у меня на «Валю» плохо стоит — уж точно — придушу окончательно! Быть может, испытав на ней предварительно новые способы и методы пыток. А пока…

Поливаю водичкой на ремни из сыромятной кожи, которыми была стянута её посиневшая многострадальная вторая ступня — та, что не в гипсе. Отсоединяю крючки. Начинаю разматывать — медленно и осторожно: ремни впились, высохнув, глубоко, и даже сейчас после них остаются вмятины — будь здоров! Ножку они, конечно, стискивают, как в тисках, (Извините за тавтологию!) зато не имеют столь разрушительного эффекта, как те же тиски — гибкие, стало быть. Кожа же! Да и кости не повреждают. Хотя муки, судя по завываниям и проклятьям, вызывают — будь здоров! Методику перенял у америкосов. А те — у своих индейцев. Чёртовы Джи-Ай, то есть, американские пехотинцы, казнили так пленных во время войны во Вьетнаме, завязывая мокрые ремни им на шее…

И смерть — мучительна и неотвратима!

Следовательно — подходит и мне. Я вообще про пытки — много чего изучал…

Отвязываю её от верстака. Беру на руки, несу в её угол. Она морщится. Ворчит:

— Можно — поаккуратней? Не дрова несёшь!