Приснись мне, убийца

Лицо мальчика перекосилось. Что-то происходило, чего Хургин не понимал.

– Пусть он к детям идет! – рявкнул Большаков, хватая сына за руку.

Виталик пытался удержаться подле матери, но Большаков его от матери отнял, и мальчик заплакал, зарыдал в голос. Большаков поднял его в воздух и затряс – ожесточенно, с ненавистью.

– Не плачь! – кричал Большаков, и его лицо было перекошено, но Хургин сейчас смотрел не на него, а на Виталика. Мальчишка закатил глаза, и у него, как показалось доктору, появилась на губах пена.

Хургин выхватил Виталика из рук Большакова-старшего, прижал к себе и заговорил быстро-быстро:

– Вот так дела, Виталик, ты посмотри, какая собака. Ты видел где-нибудь такую собаку? Чтобы у нее уши были разные, совсем разные, одно большое, а другое маленькое? Ты только посмотри, вот она как раз побежала, вот смотрит на тебя. Смотри-ка, лапу протянула, это она с тобой здоровается, Виталик… – Хургин все это произносил скороговоркой. – …А у нее и глаза, оказывается, разные. Виталик, ты только посмотри, один глаз черный, другой желтый. Ой, видишь, она тебе подмигнула…

И вдруг мальчишка повернул голову. Собаки рядом не было, он за одну секунду понял, что его обманули, и расплакался еще сильнее. Но это Хургина нисколько не растревожило, он прижал к себе мальчишку и сказал негромко, не поднимая головы:

– Все хорошо, все пройдет сейчас. Он переплачет, его потрясение уйдет в слезы.

Мальчишка плакал и дрожал в его руках, но припадка уже не будет, Хургин был в этом уверен.

– Нельзя так, – сказал он, по-прежнему не поднимая головы. – Нельзя.

– Я уже устала, – сказала женщина.

Хургин поднял наконец голову и обнаружил, что Большакова рядом нет. Ушел вперед по аллее.

– От чего вы устали? – спросил Хургин.

– От того, что происходит. Он ненавидит Виталика.

– Кто? – поразился доктор.

– Муж.

Они устали друг от друга – муж и жена. И уже не могут быть объективными.

– Напрасно вы так, – сказал осторожно Хургин.

– Это правда, поверьте. Я не говорила вам никогда прежде, но это так. Его бесит, что Виталик не такой, как все.

Погладила осторожно сына по волосам.

– Он себя видит жертвой. Понимаете? Не Виталика, а себя. Это он несчастный – из-за больного сына. У всех дети как дети, а вот ему не повезло.

– Возможно, он переживает, – сказал Хургин. – Но ненависть… – Он покачал головой.

– Это именно ненависть, – сказала женщина. – И она все чаще прорывается наружу.

– Сегодня – не впервые?

– Не впервые, – кивнула женщина.

– Вы угробите ребенка, – сказал Хургин.

– А что я могу сделать? Внешне все обстоит благополучно, но иногда прорывается вот это мерзкое. А Виталик чувствует.

– Вы говорите правду?

– Да.

– Я с ним поговорю.

Они нагнали Большакова возле больничных ворот. Женщина с сыном отстали, Хургин имел возможность поговорить с Большаковым наедине.

– Ваш сын не виноват в своей болезни, – сказал Хургин.

Большаков молчал, только заходили желваки на скулах.

– Он никогда не будет здоров, если это продолжится.

– Что продолжится? – резко спросил Большаков.

– Он чувствует вашу недоброжелательность. От вас исходит напряжение, поток зла. Вы излучаете зло, Игорь Андреевич. А его психика не защищена ничем, она еще не оделась в панцирь, как у взрослых. Он эту вашу к нему нерасположенность ощущает каждым своим нервом. И соответственно реагирует. Слезами, припадком, да чем угодно.

– Что дальше? – зло спросил Большаков.

– Одно из двух. Или измените свое поведение, полюбите сына таким, какой он есть. Или постарайтесь вообще не общаться с мальчиком, чтобы его не достигало исходящее от вас…

Хургин хотел сказать «зло», но оборвал фразу. Лицо Большакова опять пошло пятнами, и Хургин понял, что надо сменить тему разговора.

– Как там Козлов? – поинтересовался он.

– А что – Козлов?

– Я по-прежнему хочу с ним поговорить.

– Не о чем с ним разговаривать! – крикнул Большаков, неожиданно озлобляясь. – Не о чем! И не лезьте не в свои дела, доктор! Это вам на будущее совет! Держитесь подальше от всего этого!

Он даже брызгал слюной, когда кричал.

Глава 41

Хургин обиделся всерьез. Больше не звонил Большакову, пообещав себе не искать неприятностей на собственную голову. И Большаков не появлялся. Возможно, они нашли для своего мальчика другого врача.

Прошло две недели. Хургин случайно встретил на улице Вику Ольшанскую. Он выходил из автобуса, и они буквально столкнулись в дверях.

– Здравствуйте, – сказал Хургин. – Как дела?

Вопрос был дежурный, и ответ даже не требовался.

Хургин думал, что девушка кивнет ему в ответ и войдет в автобус, но она не села в автобус и сказала доктору выразительно и печально:

– Плохие дела.

Теперь и он остановился.

– Почему?

– Вы про Олега знаете?

– Нет.

– Нет? – изобразила она удивление. – Его признали невменяемым. И теперь будут лечить.

– От чего? – изумился Хургин.

– Они дали заключение о том, что он болен. Поместили в больницу. Он вряд ли оттуда выйдет.

– Вы его видели?

– Да. Он очень плох.

– То есть?

– С ним что-то такое происходит… Не могу объяснить. Я за него боюсь.

– Где он лежит?

– Там же, где находился прежде. Только в другом корпусе.