Приснись мне, убийца

Тот снимок не давал покоя Хургину. Он шарил рукой по столу, как слепой, и не сводил с журнала глаз.

– Вы что-то ищете? – осведомился Вольский.

– Телефон.

– Он стоит правее.

Хургин сорвал трубку аппарата и, пока набирал дрожащей рукой номер, качал головой, будто и сам не верил собственной догадке.

– Алло? – раздался голос в трубке. – Большаков.

– Это братья! – крикнул Хургин так громко, что сидящий рядом Вольский вздрогнул. – Братья! Их двое! Они очень похожи друг на друга! Надо искать его брата!

– Кто это? – спросил Большаков.

– Это Хургин! Игорь Андреевич, у Козлова есть брат! Брат! Вы понимаете теперь, в чем дело?

– У него нет брата, – сказал Вольский.

– Есть! – выдохнул Хургин и вдруг засмеялся. – Есть! Есть! В том-то все и дело! И я даже знаю, как его зовут!

– Как? – спросил Большаков.

– Алексей! Алеша! Вот оно то, чего я не понял сначала! Ведь мне даже имя назвали, а я не обратил внимания!

Глава 44

– Позвольте, я буду с ним разговаривать! – предложил Хургин.

Они с Большаковым шли длинным больничным коридором, и Хургин временами едва не срывался на бег, так ему хотелось побыстрее увидеть Козлова.

– Как все просто оказалось! И в то же время так сложно и запутанно!

– Еще может оказаться, что вы ошибаетесь, – сказал Большаков.

– Нет! – ответил Хургин и нервно засмеялся. – Я чувствую! Я сейчас это чувствую! Помните, я вам рассказывал, что при общении с больным шизофренией врач должен во многом полагаться на свою интуицию? Чувство сопереживания, какой-то отклик в душе должен возникать, своеобразный резонанс. Понимаете?

– Значит, все-таки, по-вашему, шизофрения? – уточнил Большаков.

– Э-э нет! – запротестовал Хургин. – Это я вам привел для примера. Олег здоров. И теперь я это докажу, я вытащу его отсюда. – Хургин даже засмеялся. Он был счастлив и возбужден.

Их встретил завотделением.

– Как он? – спросил коротко Большаков.

– Нормально. Готов к беседе. Мы его подготовили, как вы и просили.

Большаков бросил быстрый настороженный взгляд на Хургина. Тот все слышал и сказал, помрачнев в одно мгновение:

– Я хочу предупредить, что скоро будет серьезное разбирательство. – Обернулся к завотделением: – Вас еще не вызывали с объяснениями?

– Куда? – спросил тот, на глазах уменьшаясь в росте. Вместо ответа Хургин ткнул пальцем в потолок – наверх, мол.

– Я ничего не делаю по собственной инициативе, – огрызнулся завотделением.

Он давал понять, что действует по указанию своего начальства и им, этим начальством, не может быть наказан.

– А я не о вашем главвраче говорю, – безжалостно лишил его надежды Хургин. – О тех, кто еще выше находится. Так что и ваш главврач будет вызван на ковер.

Он блефовал, но слишком сильно было желание хоть чем-то помочь Козлову.

– Не надо никому угрожать, – сказал недовольным голосом Большаков.

– Ставить в известность о близких неприятностях – это еще не угроза, – мстительно парировал Хургин.

Завотделением торопливо распахнул дверь палаты. Козлов лежал на кровати и рассматривал потолок. Рядом, на стуле, дежурил санитар. Он обернулся к вошедшим и окинул их скучающим нелюбопытным взглядом.

– Что скажешь? – спросил завотделением.

– Он в норме.

– Хорошо. Выйди.

Хургин подошел к кровати.

– Здравствуй, Олег.

Козлов повернул наконец голову. Доктор обратил внимание на происшедшую перемену – в глазах засветилась жизнь.

– Вы меня узнаете?

– Да, – ответил Козлов.

Хургин обернулся и посмотрел на завотделением. Тот отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает пейзаж за забранным решеткой окном. Они были способны сделать с Козловым все, что угодно: лишить его разума, а затем вернуть к жизни – в любую минуту, когда им это заблагорассудится.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Хургин.

– Нормально. Только голова какая-то…

– Какая?

– Пустая.

Хургин опять обернулся к завотделением и зло сказал:

– Не советую!

– Что такое? – изобразил недоумение тот.

– Не советую! – крикнул Хургин. – Вам это «лечение» боком выйдет!

Его душила злоба.

– Не надо кричать, – сказал Большаков. – Не забывайте, что вы находитесь здесь неофициально.

– В таком случае можете сами заниматься с Козловым! – зло ответил Хургин. – У вас это неплохо получается.

Большаков промолчал. Хургину понадобилось некоторое время, чтобы хоть немного унять разбушевавшийся темперамент.

– Олег, я хотел бы с вами поговорить, – сказал он после паузы. – Давайте вернемся к нашему разговору о вашем детстве. Не возражаете?

– Нет, – качнул головой Козлов.

Хургин достал из папки пачку фотографий.

– Это снимки из вашего альбома, Олег. Ваше детство.

Стал перебирать снимки, раскладывая их пасьянсом перед Козловым. Вот на фотографии маленький Олег со своей матерью. На голове мальчугана пилотка.

– Рассказывайте, – попросил Хургин.

– О чем?

– Об этих фотографиях. Вы помните, как вас фотографировали?

– Да. Это я в детском саду. Пришел какой-то фотограф и за пятьдесят копеек делал снимки всем желающим. Дело было вечером, мама за мной пришла, поэтому мы здесь вместе.

– А вот этот снимок?

– Нас мамин знакомый фотографировал.

Берег водоема. На заднем плане множество людей, Олег и его мама улыбаются в объектив.