На том конце провода воцарилась настороженная тишина – она словно принюхивалась ко мне.
– Когда ты поймешь, – говорил я заплетающимся языком, – что хороший человек – это не тот кто сделал тебе что-то хорошее, а тот кому можно доверять.
Она молчала, а я продолжал заводиться:
– Я устал тебе повторять, что люди добрые и отзывчивые до тех пор, пока им это ничего не стоит.
– Мансуров, скажи мне честно… Ты пьяный? – спросила она тревожным голосом.
– Есть немного.
– Немного? Да у тебя язык заплетается. Ты на работе находишься. Время – два часа дня, а ты лыка не вяжешь. Ты что, в полный разнос пошёл?!
– Ленок, остынь… Всё нормально, – ответил я решительным тоном. – Я просто сжигаю мосты, чтобы не было соблазна вернуться. Понимаешь?
– Откуда вернуться?! – крикнула Мансурова. – С того света, что ли? С того света не возвращаются!
– Не гони волну, крошка, – мурлыкал я в телефонную трубку, словно зачитывал рэп. – Я просто заболел немножко… Пропал иммунитет к жизни… Я прилечу – только свистни.
– Что? Что ты несёшь?! – возмутилась она.
– Я пишу по ночам стихи и пью водку в полном одиночестве.
– Так я тебе и поверила, – смеялась она на том конце провода. – Одиночество – это не про тебя. Рядом обязательно какая-нибудь юбка крутится. Зуб даю!
– Ты зубки свои побереги, а то ведь выщелкаю! – орал я в телефонную трубку. – Родная! Я чё тебе толкую: меня тут меланхолия дрючит по полной! Я кушать не могу! Работать не могу! Спать не могу! Я с телевизором уже разговариваю, а ты мне всё про каких-то баб…
– Так какого чёрта ты остался в Тагиле?! Почему с нами не полетел?!
– Испугался, – чуть слышно ответил я. – Решил отсидеться… переждать.
Ленка замолчала, и мне показалось, что она шмыгает носом, а может, это птички садились на провода. Я тоже молчал и даже слегка задремал. Повисла длинная пауза, но, когда вы прожили в браке девять лет, она едва ли может быть неловкой.
Совместное проживание настолько стирает грани полов, что пропадают любые неловкости. Первые полгода я думал, что она вообще не ходит по большому, но уже через год она кричала мне из туалета, распахнув дверь: «Эй, придурок! Ты что оглох? Принеси туалетную бумагу!» – и это не самое откровенное, на что способна жена: через пару лет она такое вытворяла в постели, что у меня глаза с каждым днём открывались всё шире и шире. Я с лёгкой грустью вспоминал ту невинную девочку, которая на все мои похабные предложения отвечала с гордостью: «Ты за кого меня принимаешь?» – но это был всего лишь аванс целомудрия, перед тем как окунуть меня в омут разврата.
– Эдуард! – послышалось в телефонной трубке, и я открыл глаза. – Я тебя умоляю, прекрати жрать водку. Начни собирать чемоданы. И вообще – соберись! Куда только твой начальник смотрит?
– Он предпочитает со мной не связываться, потому что у меня – жуткая репутация.
– Нет… Ты никогда не повзрослеешь, – сказала она разочарованным тоном и повесила трубку; даже не попрощалась.
После этого разговора я накидался по самые гланды. Мне осталась одна забава: пальцы в рот и весёлый свист. Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист… В тот день мои коллеги, затаив дыхание, слушали в своих кабинетах, как на полной громкости хрипели колонки и я орал во всю лужёную глотку: «Всё будет не так, как хотелось бы мне, и лёгкий озноб пробежит по спине, когда ты шагнёшь за открытые двери, пополнив собою список потерь!» – Марина Лопахина стучала в тонкую переборку из соседнего кабинета, а потом неожиданно заявился начальник – Александр Анатольевич Мыльников. В тот момент я был уже совершенно в хлам, и мне даже показалось, что он разговаривает на каком-то шумерском языке. Я выключил музыку и попытался сфокусироваться на нём…
– Ну что-о-о-о… ну что за безобразие, Эдуард? – спросил он нарочито жалобным голосом, глядя на монитор, где похотливые немецкие малолетки скакали на огромных бугристых членах.
Его слегка торкнуло. Он зачарованно следил за фрикциями масляных поршней и колыханием ягодиц, пока я не скинул картинку с рабочего стола, – он тут же пришёл в себя и начал говорить какие-то странные вещи:
– Слушай, тут работёнка подвалила… Надо добавить несколько параметров на пилах «Вагнера» для модуля четырёхметровых заготовок УНРС. И ещё… мне нужно, чтобы в ведомости и в макете ввода отражались следующие данные… – Он протянул исписанный листок, с поверхности которого мне корчили ехидные рожи какие-то чернильные чёртики.
– Это что такое? – испугался я и оттолкнул от себя бумажку.
Александр Анатольевич удивленно таращил на меня свои маленькие колючие глазки. Он растерялся настолько, что не знал как реагировать на моё неадекватное поведение.
– Ты знаешь, я давно хотел с тобой поговорить, – сказал он очень сдержанным тоном, хотя у меня возникло ощущение, что он сдерживает в себе кипящую лаву; он даже покраснел весь от ушей до белого воротничка рубахи.