Пристанище пилигримов

Я глупо улыбался и не мог поймать его в фокус: он постоянно куда-то пропадал из поля моего зрения, потом опять появлялся и снова пропадал… Кабинет принял сферическую форму, как будто начальник надувал его изнутри. Перфорированный навесной потолок угрожающе прогнулся. Неприятно щёлкала и моргала ртутная лампа. Потёртый кряжистый гардероб вздрогнул и маленькими шажками направился к выходу, а Мыльников в этот момент стоял, облокотившись на подоконник, и вокруг его лысого черепа сиял солнечный нимб.

– Слушай, Анатолич, давай завтра перетрём… А сегодня уже не получится… Ты опоздал, —промямлил я, широко зевнув и устраиваясь в кресле поудобнее.

– Ты что там бормочешь? Как можно было нажраться на работе?! Я просто в шоке! – Он был действительно в шоке и выражал это всем своим видом.

– Накатишь вместе со мной? – предложил я, закидывая ногу на столешницу, и всё как будто устремилось в перспективу: потолок начал вытягиваться и вместе с переборкой поехал от меня прочь, Мыльников как-то странно изогнулся в районе спины, и голова у него поплыла в том же направлении, при этом картинка была настолько яркой, что я измождённо прикрыл свинцовые веки и всё потухло…

А потом послышались крадущиеся шаги и чей-то незнакомый голос произнёс: «Не могу понять, что с тобой происходит. Пару месяцев назад ты был ещё нормальным человеком, а теперь ты ставишь на себе крест», – дверь захлопнулась, и я облегчённо выдохнул.

«Наверно, напишет докладную», – подумал я и с закрытыми глазами отодвинул ящик стола – внутри покатилось нечто стеклянное и полое… Александр Анатольевич оказался человеком с большой буквы, удивительно благородным и великодушным: он просто сделал вид, что ничего не было. Отныне я закрывался на ключ, когда был слишком подшофе.

В тот же день у меня состоялся откровенный разговор с Сергеем Шахториным, который за долгие годы нашей совместной работы стал для меня практически другом. В первую очередь он восхищал меня (и где-то раздражал) своей порядочностью, переходящей всякие границы. К тому же у него была благородная внешность испанского идальго, – именно таким я представлял себе Дон Кихота, – и тёмно-серые глаза, сквозящие глубокой мудростью и печалью, дополняли его одухотворённый образ.

Он удивлял меня широтой своих познаний в области электроники, компьютерных технологий и не только: его эрудиция простиралась во все сферы человеческой жизни. В основном наши разговоры ткались из высших материй, и мы редко затрагивали какие-то бытовые темы, никогда не сплетничали и не обсуждали общих знакомых.

Поздним вечером мы курили в машинном зале. Там работала охлаждающая вентиляция, от чего меня слегка поколачивало – мелким бесом. К этому моменту я уже очухался, но голова всё ещё была тяжёлой и предметы двоились в глазах.

– Сергей, а вот скажи мне: чтобы быть истинным христианином, так уж необходимо принимать на веру всю эту устаревшую догматику Ветхого и Нового завета? – спросил я.

– А что конкретно ты имеешь в виду? – насторожился Шахторин.

– Ну, допустим, божественное происхождение Иисуса, его непорочное зачатие, воскрешение, чудеса, которые он творил на потеху праздно шатающейся толпы. Мне кажется нелогичным даже то, что исчезло его тело из гроба, вырубленного в скале. Его могли похитить какие-нибудь фарисеи, зелоты, римляне… Я считаю, что Христос не мог отправиться в мир иной, прихватив с собой мёртвое тело. В библии очень много нестыковок, и, когда люди здравомыслящие об этом говорят, ортодоксальные христиане просто бесятся и обвиняют их в богохульстве. Они вообще относятся крайне нетерпимо ко всем, кто пытается осмыслить библию. Раньше они уничтожали таких людей физически или подвергали анафеме, а сейчас просто закрывают глаза и уши, не желая воспринимать очевидные истины. Ну давайте не будем забывать, что библейские постулаты утверждались обычными людьми, а им свойственно заблуждаться.

Шахторин курил, задумчиво глядя куда-то вдаль, и казалось, что он меня совершенно не слушает.

– Ну давай на секундочку предположим, – я как будто уговаривал Серёгу поучаствовать в дискуссии, – что Иешуа га-Ноцри был обыкновенным человеком, ну хотя бы чисто физиологически… Что он был рождён, как и все мы, во грехе… Но! – Я возвёл указательный палец к небу. – К концу своего земного пути он стал пророком, спасителем, да и вообще – сверхчеловеком, который оживлял мёртвых и превращал воду в вино. А? Что в этом крамольного? В моих глазах это обстоятельство делает его образ ещё более привлекательным.

Казалось, мои слова не производили на Серёгу никакого впечатления. Они нисколько не пошатнули его веру и даже не заставили задуматься – они проносились над его головой, как стая чёрных крикливых ворон.